— Извини, сынок, хлеба у нас нет, — спохватилась мать. — Фашист проклятый обобрал до нитки. Что сумели припрятать, то осталось, — показала она глазами на стол.
— Хлеб у меня есть, мама, — и я вынул из парашютной сумки свои запасы, про которые за разговором совсем забыл.
— Вот он какой, хлебушко-то солдатский, силушка-то наша, — отец на руке подкинул буханку и бережно передал ее матери.
Мне, как когда-то в детстве, явственно почудился манящий запах хлеба, напитавший всю избу. Показалось, что я со своими товарищами- подростками свожу к колхозной молотилке золотистые снопы ржи, а она быстро проглатывает их, выпуская чистое, звенящее зерно.
С мальчишеских лет понятие о хлебе вошло в мою душу, как что-то большое, важное. И вместе с ним вошло чувство уважения к труду хлебороба, к людям земли.
Сейчас мы уже забыли горький вкус хлеба тех военных лет, когда в сказку верилось больше, чем в то, что где-то выпекают белые пышные караваи и их можно есть досыта. Все реже нам снятся опухшие от голода люди, просящие глаза беженцев, очереди у булочных, где иногда в лютый мороз замерзали люди, потому что очередь за хлебом занимали с ночи. А ведь так было!
Антон Суховаров, поручив охрану самолета двум парням, что были повзрослее, пришел в хату и тоже присел к столу. Расспросам, удивлению, новостям не было конца. Я не вытерпел и предложил родителям полетать на самолете. Ведь они этого еще не испытывали ни разу в своей жизни.
— Куда мне? Кости старые растрясти… — отказалась мать.
А отец согласился:
— Отчего же с такой радости у самого господа бога в гостях не побывать!
Все направились к самолету. Там уже стояла новая группа людей, пришедшая из соседних деревень посмотреть на живого военного летчика, сына колхозного бригадира Григория Миновича Пинчука, которого хорошо знали во всей округе. Антон попросил собравшихся отойти подальше от самолета. Я пристегнул отца привязными ремнями, показал, за что держаться, а сам сел в первую кабину. Моторист провернул винт, поставив его на компрессию. На его команду "Контакт" я ответил "Есть контакт", включил зажигание, сделал несколько оборотов рукояткой магнето. Мотор затарахтел. Полный газ, небольшой разбег — и самолет плавно оторвался от земли. Набрав высоту метров 400, я оглянулся назад и
увидел улыбающегося отца.
— Узнаешь с такой высоты свою деревню?
— Да я ее с любой высоты узнаю, — смеется отец.
Сделав несколько кругов над Буденновкой и соседними деревнями, мы мягко приземлились. Подбежал Антон, взялся за плоскость, и самолет тихонько подрулил к прежнему месту стоянки.
День клонился к закату, и по-солдатски находчивый моторист выставил на ночь у самолета двух босоногих "часовых" с трофейными немецкими "шмайсерами". Но в эту ночь у самолета ночевала, кажется, вся ребятня деревни.
Вечером в нашу хату набилось полно народу. В основном это были старики и инвалиды. Все здоровые мужчины сражались или на фронте или в партизанских отрядах. Пришлось подробно рассказывать о том, как воевал. Ведь к тому времени я сделал более 200 боевых вылетов, провел около 50 воздушных боев, сбил 16 вражеских самолетов, один раз ходил на таран, дважды был ранен.
— Николай, ты, может, стал большим начальником, раз на своем самолете прилетел? — вкрадчиво спросила моя тетка.
— Что вы? Всего-навсего старший лейтенант, заместитель командира эскадрильи.
— Скажи, а страшно?..
— Чего? — не понял я.
— Ну летать-то.
— Так не страшно, а в бою бывает и страшно. Ведь там — кто кого. Или ты его, или он тебя.
— Да-а, — протянул мужчина с культей вместо правой ноги. На старенькой гимнастерке у него сверкала боевая медаль. — Стало быть, не сладко. Нам в партизанах тоже пришлось похлебать болотной жижи. Даже сейчас еще отрыгивается. Но и мы давали ему прикурить. Однажды, в конце 1942 года, под самым носом у карателей, на станции Выдрея, пустили под откос немецкий эшелон с танками, бронемашинами и штабом дивизии вместе с ее командиром. Ох и шуму было, когда мы генерала на тот свет отправили. Комендант станции застрелился. Из Витебска вызвали новый отряд карателей, а мы и его под откос…
— Николай, а где тебе довелось перед приездом к нам с немцами драться? — спросил отец.
— Да вот в районе Крупок недавно было дело.
— Расскажи, расскажи, — наперебой загудели люди.
Пришлось поведать и эту небольшую историю, которая произошла 28 июня 1944 года. Войска 3-го Белорусского фронта стремительно продвигались вперед. На шоссейных и железных дорогах скапливалось большое количество техники и отступающих войск. Их то и дело бомбила советская авиация. Мне и Алексею Калюжному приказали разведать противника в местах его скопления, проследить за перемещением немцев и немедленно докладывать все данные в штаб. В районе станции Бобр нас атаковали 2 немецких истребителя. Мой ведомый вовремя заметил их и разгадал замысел врага.