Ты страдаешь в своей форме, которую ты ориентеровала на личность, потому что один мужчина, чей психический уровень по многим аспектам гармонизировался с твоим, изменив затем путь твоей жизни, столкнул тебя в забытье. Ты плачешь, потому что ожидала найти в его компании что-то от Божественного Присутствия, которое принесло бы успокоение твоим тревожным надеждам деликатной и чувствительной женщины…
Озабоченность сексом приняла форму интимности твоего алтаря, и ты страдаешь от долгих мучений. Но… неужели ты считаешь, что исключительный источник любви заключается в сексе? Неужели ты — жертва и этой фатальной лжи? Лучась сквозь всё великолепие души, любовь — это божественное солнце.
Иногда нас лишают тех чувств, которых с тревогой ищем, мешают использовать созидательные энергии физических форм, для того, чтобы мы могли искать более возвышенные наследия существования; но именно поэтому подобные неприятности не мешают проявлению возвышенного чувства; подавление его течения приведёт к разрушению Вселенной. Это климат того характера, который мы сами организовали, климат, который мучает человеческий разум в подобных случаях. Замурованные в жестоком эгоизме, мы не можем пренебречь несколькими днями ради того, чтобы выиграть в вечности, или уступить в преходящих ценностях ради обретения определённых даров жизни.
Перед лицом женщины, которая в экстазе, сквозь плотную пелену слёз, смотрела на него, посланник продолжал:
— Действительно, если ты не можешь поделиться опытом с выбранным тобой человеком из-за обстоятельств, принуждающих тебя к отречению, почему бы тебе не посвятить ему свою чистую братскую любовь, которая всегда возвышает человека? Разве кто-нибудь мешает нам превратить в братьев существа, которыми мы восхищаемся? Кроме того, ты не должна забывать, что жених, который преступает клятву, ошибочно принимая за красоту черты лица, также оденется, в более поздний час, в одежды, изъеденные усталостью и старостью, если только он быстро не привлечёт к своему лицу увечья и смерть. Ты познаешь разочарование плоти и оценишь, в молчании, поиски духа. Если ты истинно любишь его, зачем мучить его сарказмом самоубийства, вместо того, чтобы возобновить силы в ожидании конца дня смертного существования? Если ты не можешь быть кувшином чистой воды для любимого путешественника, почему бы тебе не стать оазисом, который будет ждать его в пустыне неизбежных разочарований? К тому же, как ты могла почувствовать такое красноречивое одиночество, если мы также ждём тебя, жаждущие твоей привязанности и нежности?
Антонина в восторге улыбнулась, несмотря на свои слёзы, которые обильно текли по лицу.
Видя оздоровительный эффект своих ободряющих слов, Марцио погладил её волосы, шепча:
— Зачем ждать плотских детей, чтобы проявить на практике истинную любовь? У Иисуса их не было, и тем не менее, мы чувствуем себя защищёнными его бесконечным самоотречением. Антонина, ты обещаешь мне отныне изменить своё ментальное отношение? Достойная и благородная женщина, возвышенная и утончённая христианка, забудь зло и люби всегда…
Взволнованные, мы увидели, как собеседница снова преклонила колени и торжественно воскликнула:
— Во имя Бога я обязуюсь изменить своё отношение.
В это мгновении эмиссар приложил свои руки ко лбу больной, укутывая её потоками света, которые коснулись не только периспритной материи, но и протянулись вдоль всего плотского тела, останавливаясь в особенности в области головного мозга, на грудной клетке и на женских органах. Чуть позже Антонина, поддерживаемая матерью и своим спутником высшей духовности, удалилась на приятную и дающую отдых экскурсию. В первые часы светлого утра Кальдераро займётся помощью возвращения её в плотное тело.
Обогащённый ночными наблюдениями, я вернулся в его компании в комнату девушки, которая хотела покончить жизнь самоубийством.
Между шестью и семью часами развоплощённая мать принесла дочь, чьё лицо светилось неизведанным и непонятным счастьем.
Инструктор помог ей вернуться в свою физиологическую оболочку, укутав её мозг обезболивающими флюидами, чтобы восторг воспоминаний ночи не мог проявиться во всех своих деталях. Если б она сохранила полное воспоминание, сказал Кальдераро, она бы обезумела от радости и счастья. Таким образом, радость, которую она интенсивно прожила, была заархивирована в её организме в форме новых сил, неизведанных стимулов, мужества и удовлетворения неизвестного ей происхождения.