Неописуемое и разрывающее душу впечатление господствовало в моём существе. Оно исходило не от странности, которую вызывало во мне равнодушие мужчин и женщин; я был ошеломлён тем, что никто из них не видел. Было огромное множество расстроенных и порочных сущностей, передвигавшихся здесь. Танцоры танцевали не одни, они подсознательно соотносились в ритме низшей музыки смешным жестам легкомысленных спутников, невидимых для них. Обезьяноподобные ужимки и гримасы появлялись тут и там, время от времени раздавались истерические вопли, разрывавшие воздух.
Кальдераро не останавливался. Он, казалось, привык к подобным сценам; и, не в силах сдержать изумление, охватившее меня, я в какой-то момент спросил:
— Друг мой, что мы видим? Радостные создания, окружённые такими извращёнными и несознательными сущностями? Значит, танцевать — это грех? Неужели поиски радости представляют собой серьёзную ошибку?
Инструктор терпеливо выслушал наивные вопросы, слетевшие с моих губ, продиктованные удивлением, охватившим меня, и объяснил:
— Ты что спрашиваешь, Андрэ? Акт танца может также быть освящённым, как и акт молитвы, потому что уместная радость — это возвышенное наследие Бога. Но здесь ситуация совершенно другая. В этом месте танец и удовольствие означают декларированное возвращение в примитивное состояние существа с очевидными обстоятельствами, усиливающими опорочивание чувств. В этом месте мы видим мужчин и женщин, которым дана высокая способность к размышлениям, но они усваивают лишь то, что вызывало бы стыд у многих обезьян. Но оставим в стороне любые нарекания; мы просто сожалеем о них. Это социальные перебежчики, которые, в большинстве своём, возмущены против дисциплины, установленной Высшими Намерениями для их земных путей. Многие из их глубоко несчастны, нуждаются в нашей помощи и сочувствии. Они стараются утопить в вине или в удовольствиях определённые понятия ответственности, о которых они не могут забыть. Слабые перед лицом борьбы, но достойные жалости по причине угрызений совести и горя, которые пожирают их, они заслуживают нашей братской поддержки.
И, окинув взглядом множество расстроенных Духов, которые предавались здесь вампиризму и сарказму, он сказал:
— Что же касается этих несчастных, что делать, как не просить помощи у Божественной Власти? Они также безуспешно стараются убежать от самих себя. В плену галлюцинаций, они могут лишь оттянуть ужасную минуту самопознания, которое всегда наступает, когда его меньше всего ждёшь, с помощью тысячи процессов боли, истощения помощи божественной любви, которую Высший Отец нам всем предлагает. Их разум также привязан к примитивным инстинктам, и, хрупкие и колеблющиеся, они боятся ответственности работы и обновления.
Видя, что я озадачен и жажду новых разъяснений, помощник предложил мне:
— Пошли! Не будем мешать им развлекаться. Танец в этом месте будет всегда для них, в конце концов, благостью. Наши воплощённые и развоплощённые друзья, присутствующие здесь, опустились до такого жалкого уровня, что, вне всякого сомнения, если бы не эти танцы, были бы вне дома и отдавались бы актам, достойным резкого осуждения, если принять в расчёт их предрасположенность к преступлению, в которой они оказались. Да сжалится над всеми нами Отец наш.
Мы поторопились войти внутрь помещения.
В небольшом скрытом зале лежал мужчина около сорока пяти лет, ему никак не удавалось держаться на ногах.
Кальдераро оценил ситуацию и спросил у нашего нового друга, который сопровождал нас:
— Он вернулся к алкоголикам несколько дней назад?
— Ровно неделю назад.
— Видно, что он быстро утомился.
И пока он занимался проведением магнетических флюидов, ориентер попросил меня отметить характерные черты сцены дантовского ада, который разворачивался перед нашими глазами.
Антидио, больной и несчастный, несмотря на ненадежные условия, требовал ещё одной рюмки, всегда ещё одной, которую приносил ему услужливый официант. Все его члены тряслись, выдавая его изнеможение. Холодный пот временами стекал по лбу, он издавал крики дикого ужаса. Вокруг него сидели четыре сущности в скотском состоянии, которые подчиняли его своим прихотям. Обе они по очереди завладевали его физиологическим организмом, сменяя друг друга, чтобы поглощать алкогольные эманации, и в этом они находили особое удовольствие. Они, в частности, захватили пищеварительный тракт, вдыхая пары напитков в момент, когда они проходили от кардии к пилоре.
Сцена вызывала тревогу и изумление.