По полосам мусора, оставленного половодьем на береговых откосах, Воронов увидел, что вода спадает быстро. Нет, надо срочно восстановить плотину, а то древесина осядет на берегах. Он спросил, как думает Пекшуев, много ли древесины останется в этом году?
— На берегах? — переспросил Пекшуев, приглаживая волосы. — Нет, мы древесину на камнях никогда не оставляли и не оставим.
Воронов усмехнулся. Очевидно, он задел за живое сплавщика. Но одним самолюбием много не возьмешь. На себе бревна не перетащишь. Мысленно он прикидывал, сколько еще потребуется рабочих и откуда их взять. Да, единственный выход — послать сюда плотников со строительства электростанции.
Ночевать он пошел на Пожарище, где расположились сплавщики. Никто не знал, почему это место называлось Пожарищем. Возможно, здесь в давние времена бушевал лесной пожар. Но теперь на всей возвышенности не виднелось ни одного почерневшего дерева, ни одного горелого пня. Кругом стоял стройный сосновый лес. Стволы деревьев были голые, и только на вершинах раскидывались кроны, образуя красивый зеленый шатер, защищавший мелкий подлесок от дневного зноя. Местность была ровная, покрытая мягким вереском.
Воронов присел к полузатухшему костру, около которого спали два сплавщика, закутавшись в свои парусиновые плащи. Плащ Потапова и его мешок лежали тут же, сам он еще не вернулся.
От другого костра доносилась песня.
Воронов подбросил в огонь сухих сучьев. Они затрещали и вспыхнули веселыми язычками пламени. Один из спавших приоткрыл глаза, лениво приподнялся и, сидя, начал закуривать цыгарку. Раскурив ее, он взял мокрую котомку и протянул Воронову:
— Тут есть рыба, зажарьте себе.
Воронов уже поужинал, но он любил жареную на костре свежую рыбу. Поджидая Потапова, он положил несколько окуней на угли. Сплавщик расспросил о новостях в Туулилахти и снова улегся.
Кругом стало тихо, песня смолкла, раздавался лишь треск горевших костров и доносилось глухое журчанье воды.
Потапов наконец пришел. Подбросив дров в костер, он подсел к Воронову, взял поджаренного окуня и стал молча вытаскивать из него кости.
— Тут у меня есть хлеб и масло, — Воронов пододвинул к нему свою раскрытую котомку.
Потапов встал и вернулся с алюминиевой фляжкой.
— Давайте вашу кружку, — сказал он.
У Потапова всегда имелась во фляге водка, хотя он сам редко употреблял ее. Воронов тоже пил мало, но здесь, на реке, не отказался от глотка. Он подставил свою кружку, выпил и вытащил из костра большого окуня.
В ночные часы в лесу, у костра, люди обычно разговаривают тихо, даже шепотом, прислушиваясь к мягкому шуму ветра в вершинах сосен и к приглушенному журчанью воды в реке. Осторожно потрескивают дрова в костре, и яркие искры, вырываясь из пламени, нерешительно кружатся над головой, словно не зная, в какую сторону податься, и потом гаснут.
Воронов лениво покуривал, лежа на боку, и с любопытством наблюдал за Потаповым. Такие люди, как Потапов, не пропадут от какого-нибудь неловкого шага. Они все делают обдуманно. Вот он подостлал еловые ветки, чтобы лечь на них. Это же сделал и Воронов, но совсем иначе: просто взял охапку ветвей, заготовленных кем-то, бросил на землю, разровнял немного и прилег. А Потапов брал ветки по одной и клал их так, что комли сучков легли по сторонам, а мягкие верхушки веток — к середине.
Когда Потапов прилег и закурил, Воронову захотелось поговорить с ним по душам. Ему вдруг пришла в голову странная мысль: сделал ли Потапов в жизни какой-нибудь поступок, о котором потом пожалел? Наверно, нет. А вот у Воронова много было нескладного. Воронов даже улыбнулся, представив себе, как удивился бы Потапов, если бы он его об этом спросил. Воронов заговорил о плотине. Потапов пробурчал в ответ что-то неопределенное. Но Воронову захотелось почему-то с ним поспорить.
— Надо сделать такую же плотину, какая была, и на том же месте.
Потапов завернул колпачок фляжки.
— От такой плотины ложка воды и кружка неприятностей. И строить-то некому.
— Мы пошлем вам строителей из Туулилахти.
— И какую-нибудь работу приостановите?
— Да, строительство электростанции.
Потапов оперся на локоть, поправил рюкзак, подложенный вместо подушки, и сказал:
— Нет, из-за плотины не надо приостанавливать. Справимся и так.
Воронову показалось, что бригадир возражал не совсем уверенно.
— Тут рисковать нельзя. Срыв сплава — это еще хуже, чем невыполнение заготовок. Если сплавщик не доведет до потребителя тысячу фестметров, он подведет не только себя, но и лесорубов. Ты должен думать прежде всего об этом.