— Замолчи! — сердито прикрикнул на нее Воронов.
Зорька сконфуженно завиляла хвостом. Момент был упущен, и Воронов продолжал грести молча.
Когда они проехали через протянутый на заливе оплотник, Воронов спросил деловито, как спрашивают врача:
— Скажите, можно ли за два месяца вылечить туберкулез легких?
— Конечно, возможно, — ответила Айно. — А разве у вас что-нибудь с легкими?
— Нет, я говорю об Александрове, — ответил Воронов.
Айно изумленно посмотрела на Воронова:
— Александров? Туберкулез легких?
Воронов по-своему понял изумление Айно.
— Вы думали, что я не знал? Начальник ведь должен знать, почему главный механик в такое время отправляется в санаторий.
Айно испугалась, что Воронов услышал, как забилось ее сердце. Теперь она поняла все: почему так плохо выглядел Александров в тот воскресный вечер на берегу озера, почему он вернулся из командировки таким грустным, вспомнила и вчерашний вечер, когда Петр не осмелился подойти и поздороваться с ней за руку… «Он боялся за меня. Петя… Петя…» На глазах ее навернулись слезы. Она почти грубо сказала Воронову:
— Гребите. Я тороплюсь в Туулилахти.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Степаненко протянул Воронову письмо и начал переносить в лодку свою поклажу.
Воронов, узнав почерк Ольги, сразу разорвал конверт, углубился в чтение, забыв помочь Айно подняться в кузов машины.
Шофер предложил ей сесть в кабину, но она сказала, что не выносит запаха бензина. Ей хотелось быть одной.
Воронов с волнением держал в руках маленький листок бумаги. Это еще не был ответ на его последнее письмо, Ольга, видимо, не успела получить его.
Он остался один на поляне. Машина уже уехала, Степаненко ждал на берегу.
Письмо было такое же, как и другие письма в последнее время, — приветы, стандартные фразы, что жизнь и работа идут попрежнему, и такой же стандартный вопрос: «Как у тебя дела?» А он знал, что его «дела» не так уж сильно ее интересуют. И было очень обидно. Ведь так коротко и сухо можно писать разве что случайному знакомому. Пусть прошла любовь… Ну, а дружба?.. Неужели в ее душе не оставили никаких следов общие дороги войны?.. Ведь не случайными попутчиками они были, а товарищами в долгом и тяжком пути, который связывает людей навеки. Да, так, кажется, кончалось ее письмо в госпиталь, где он лежал раненый. А может, она никогда и не любила его?
В Ленинграде у Воронова был друг по институту. Воронов познакомил его с Ольгой. Они стали встречаться довольно часто. Бывали в театре, то втроем, а если Воронов был занят, то и вдвоем. Воронов не ревновал. Ольга как-то с усмешкой спросила, а не боится ли он за нее? Когда они разъехались, Воронов не раз думал, не было ли там чего-нибудь большего, чем простое знакомство. Потом эту мысль он отбросил. Друг писал ему, что работает в Архангельской области, женился, счастлив.
Воронов опять перечитал письмо. А может, это не равнодушие, а обида на него? Эта мысль тоже иногда возникала. И каждый раз он решал, что поедет к ней в Ростов и выяснит. И почему-то все откладывал, ждал. Он положил письмо в конверт, зачем-то прочел адрес и сунул письмо в карман. Зорька стала тереться о его ногу.
— Пошла прочь! — Воронов сердито прикрикнул, пнул собаку ногой, потом вдруг наклонился и ласково погладил. — Любишь ли хоть ты меня? Ну и то хорошо. Пошли к лодке. Нас Степаненко ждет. Или по берегу пойдешь? — Он взял собаку на руки. Зорька не визжала и лишь старалась лизнуть его в лицо.
Однако в лодку Зорька не влезла. Она не любила Степаненко, который всегда дразнил ее.
Степаненко сел на корму, а Воронов снова взялся за весла. Солнце взошло, и по озеру плыл туман. На поверхности воды играл легкий ветерок. Воронов греб, задумчиво глядя на водный простор.
— Какое красивое утро, — сказал он, чтобы не молчать.
Степаненко ничего не ответил.
— Первая древесина скоро прибудет в Туулилахти, — продолжал он.
Степаненко не откликнулся и на это. «Что за человек? — с любопытством подумал Воронов. — Едет на работу и даже не интересуется, что там надо делать». Он стал рассказывать, в каком месте камни, которые надо взрывать.