— Там увидим, — пробормотал Степаненко.
Когда причалили к лотку, Степаненко попросил одного из сплавщиков постеречь его груз и зашагал к нижнему концу лотка. Воронов и Койвунен следовали за ним. Степаненко остановился и начал рассматривать каменные глыбы, лежавшие ниже лотка.
— Ну, получится тут сток? — спросил Воронов.
— Почему бы нет? С динамитом все получится, — ответил Степаненко.
— А мы не раскрошим лотка?
— Силу взрыва можно учесть, — нехотя объяснил подрывник. — Пошлите несколько человек бурить скважины в камнях.
Скоро с нижнего конца лотка послышались частые звонкие удары молотов по железу.
Степаненко ходил среди бурильщиков хмурый и молчаливый. Бросал короткие замечания то одному, то другому, казалось, что всеми он недоволен. Наконец махнул рукой: хватит. Выпрямился во весь рост, и на лице его появилась озорная улыбка.
— Ну, поработайте-ка теперь ногами. Я люблю оставаться в одиночестве, уж такое мое дело.
Люди поспешно удалились.
Оставшись один, Степаненко еще раз проверил заряды, капсюли и шнуры. Все было в порядке. Между камнями покачивалась рано распустившаяся кувшинка. Степаненко поднялся, осторожно выдернул корни цветка из ила и пустил его по течению. Слышно было лишь тихое журчание воды.
Наконец раздался выстрел в знак того, что люди ушли далеко. Степаненко встал, зажег папироску. Тут он заметил в заводи утку и бросил в утку камешком, чтобы отогнать ее. Еще раз осмотрев все вокруг, он начал зажигать своей папиросой шнуры. Они зашипели, повалил густой искрящийся дым. Степаненко прыгнул на косогор и встал под защиту большой каменной глыбы…
Через мгновение сплавщики, убежавшие в защищенное место, услышали сильный взрыв, потом другой, третий… Над лотком поднялась в воздухе темная туча земли и дыма.
— Вот каков Степаненко, когда сердится, — сказал Койвунен. Улыбка играла на его морщинистом, обветренном лице.
Когда все вернулись к лотку, увидели, что Степаненко бродит в воде и что-то вышаривает длинной палкой. Наконец он поднялся на берег, держа в руке крупного лосося.
— Не догадался удрать, — объяснил Степаненко и протянул рыбу бригадиру. — Вели сварить.
Там, где были огромные камни, зияла теперь яма, наполненная мутной водой, Воронов дал приказ открыть люк лотка. Вода хлынула мощной лавиной и в конце лотка дугой рванулась в новый водоем, поднимая со дна землю, траву, и мутной массой устремилась к заводи. Постепенно вода в водоеме становилась такой же прозрачной, как в лотке.
Воронов смотрел на низвергавшийся из лотка поток воды, которая искрилась на солнце, словно расплавленное железо. «Какая красота! — думал он. — Вот такой бы струей послать воду во все места, где она нужна, — пришла ему в голову фантастическая мысль. — И лес вместе с водой. На Украину, в Туркмению… Если бы можно было сделать такой длинный лоток, на тысячи километров». Воронов усмехнулся. Ребенком он мечтал о машине, на которой можно ехать и по суше, и по воде, и по воздуху. Когда стал юношей, появились новые мечты. А вот о том, что будет начальником сплава, никогда не думал. Но стал — и ничего, работает… и даже фантазировать можно.
Бревна мчались друг за другом прерывающейся линией. Сорвавшись с лотка, они выскакивали из глубины в заводи, некоторое время покачивались на поверхности и устремлялись вниз по реке к запани Туулилахти.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Вернувшись в поселок и побывав в больнице, Айно пошла домой. Петра она так нигде и не встретила. У механической мастерской толпился народ, но там его не было.
По дороге в столовую она нарочно прошла мимо дома Александрова, но дом был на замке.
В столовой Айно подсела к Кирьянену. Тот спросил о новостях на озере.
— Я была там недолго. А что у вас делается? Где Александров?
— На станцию прибыл груз с оборудованием. И вот он пошел принимать. Почему вы не запретите ему? Ведь он же должен лежать.
Айно покраснела. Ей стало больно оттого, что она узнала о болезни Петра последней. Девушка уклончиво сказала:
— Александрову нужен чистый воздух и отдых.
Был уже вечер, когда Петр зашел к ней.
— Наконец-то! — вырвалось у Айно. Она поднялась навстречу к нему и усадила рядом с собой за стол.
Петр начал так же, как и в прошлый раз:
— Я должен сказать тебе, Айно, очень многое…
— Знаю, Петр, знаю. Почему ты не сказал мне сразу? Неужели я для тебя чужая?