Александров опустил голову.
— Почему ты не лежишь в постели? — с укором спросила Айно.
— Я еще належусь. А кто ремонтировал бы буксир на Пуорустаярви? Вот сегодня прибыли механизмы для электростанции. Кто проверит их без меня?
— Почему ты считаешь, что никто другой не может этого сделать? — мягко упрекнула его Айно.
— То же самое только что говорил Кирьянен.
— Ну и что?
— А то, что Кирьянен в конце концов признался, что без меня ничего у него не получится. А успокаивает. Психолог.
— Ах, Петя, Петя… — Айно ласково покачала головой и подумала, как трудно ей будет с ним и как это в нем уживается — самовлюбленность и самоотверженность в работе. Но сейчас не время упрекать его. Они посидели молча — Петр, опустив глаза на пол, Айно, ласково глядя на него. Потом Петр встал, подошел к комоду и потрогал вербы, стоявшие в вазочке. Айно грустно улыбнулась.
— Помнишь, откуда мы их принесли?
— Как это было давно! Тогда мне казалось, что я здоров, равный человек среди равных…
— Зачем ты так говоришь? Болезнь никого не унижает. Поправишься — и вернешься на работу…
— Долг врача утешать больного, — сказал он с неловкой усмешкой.
Айно вдруг поднялась и подошла к окну. Он сообразил, что обидел ее.
— Значит, я для тебя только врач? — спросила Айно.
— Я надеялся, что не только…
— А больше не надеешься?
— Куда мне, больному…
Айно вернулась к столу, помолчала, потом задумчиво заговорила:
— Знаешь, Петя, болезнь — не худшее, что может случиться в жизни.
— А что может быть хуже?
— Хуже? — Она задумалась, и Александров понял, что Айно собирается заговорить, о чем-то очень важном для нее. — Например, — продолжала она, — равнодушие к людям… Себялюбие… Эгоизм… К примеру, так: у меня болит зуб — провались весь мир в тартарары. Или… — она чуть заметно усмехнулась, — я думаю о новой машине, следовательно, девушка, с которой я условился встретиться, может подождать…
— О, однакоже, ты злопамятная!
— Нет, нет, — быстро сказала Айно, — я не обвиняю тебя. Я только хотела сказать, что настоящий человек, даже опасно заболев, не может забыть о том, что есть у него товарищи, близкие, которым он нужен. Ну вот, а эгоист… — Она помолчала, взглянула на вербы, на которых, как нахохлившиеся пчелы, сидели желтые соцветия. — Помнишь, о чем мы говорили тогда, у озера?
— Ты сказала, что надо еще подождать. Теперь я понял, о чем ты думала… Ну что ж, я освобождаю тебя от необходимости отвечать.
Она посмотрела в его грустные глаза и тихо сказала:
— Когда ты вернешься, мы будем жить вместе.
Он выпрямился. В глазах его была и радость и затаенный страх.
Айно засмеялась.
— Не думай, что я жертвую собой. Совсем нет. Я уверена, что ты вернешься здоровым. И может быть… чуть повнимательней к другим людям. Понял?
Она ласково положила свои руки на его плечи и улыбнулась.
— Петя, ты обязательно выздоровеешь. Я знаю. Я же врач. Твой личный врач.
Воронов достал путевку. Александров знал, что это стоило ему многих хлопот и ссор. Но когда Воронов вручил ему путевку с некоторой торжественностью, Александров, поблагодарив его, не удержался, чтобы не кольнуть:
— Ну что ж, товарищ начальник, придется ехать, раз ты уж так старался. Но… хотя Крым, как говорится, за горами, за долами, у самого синего моря, а письма доходят — и туда и обратно, да еще по авиа. Так что по мере возможности буду тебе действовать на нервы.
— Как всегда, ты преувеличиваешь, — засмеялся Воронов. — Мы милостью судьбы избавлены от авиапочты.
В последний раз обходил Александров вместе с Кирьяненом механическую мастерскую. Вот стоит долбежный станок, который он сам смонтировал из обломков давно списанных механизмов. Пусть станок довольно-таки примитивный, но здесь не было и такого. Для того чтобы работать на этом «уникальном» станке, надо было знать особые приемы, и Александров всегда сам следил за рабочим, показывал, а иногда и заменял его. Теперь, когда его не будет, за станок может стать случайный человек и в первые же часы поломает его. Придет Мякелев, составит акт о поломке, копия акта останется в деле, а обломки станка покроются ржавчиной и паутиной… А вот токарный станок, который он показывал Айно. Сколько сил он потратил, пока заполучил его… Александров тогда весь день провозился, опоздал в столовую, и Айно, бедняжка, напрасно его прождала. А поздно вечером он снова пошел в мастерскую, чтобы полюбоваться на свободе этим замечательным станком. И теперь неизвестно, в каком состоянии он его увидит, когда вернется из Крыма.