Пааво пожал плечами, встал из-за стола и начал одеваться.
Айно удивленно взглянула на него. Пааво всегда держался тихо, незаметно. Очевидно, сегодня его что-то особенно угнетает, если он так резок. Мария Андреевна опустила голову и еле слышно вздохнула. Кюллиев попытался отвлечь внимание от сына:
— Рационализаторских-то предложений много. Например, изготовление дисковой пилой дранки для штукатурных работ. Александров и маленький электродвигатель выписал, а он тоже лежит пока без дела.
— А предложение о новых вагонетках? — добавил Кирьянен. — Тоже хорошее предложение.
Отец и сын собрались на работу. Айно вышла вместе с ними. Кирьянен делал вид, что ищет свою кепку. Мария Андреевна уложила малыша в кроватку и стала книжкой отгонять от него мух. Кирьянен вспомнил, что его дочку в детстве качали в колыбельке. «Теперь в колыбельках не качают, и это, пожалуй, лучше», — решил Кирьянен.
Мария Андреевна вопросительно взглянула на него. Вероятно, у Кирьянена было дело лично к ней.
— Что такое с Пааво? — спросил Кирьянен.
Мария Андреевна тихо вздохнула.
— Не знаю, что вам и сказать. Много я думала о нем, с отцом говорили. Скрытный он очень и самолюбивый. У других — друзья, товарищи, а он все один. В клуб никогда не ходит.
— А читает?
— Читает, да не то. Матрена Павловна дает ему какие-то сентиментальные книги. Откуда она только выкапывает их? Начал стихи писать. Да, да, стихи! И такие слезливые. Не понимаю, что с ним делается. Ну, был бы он влюблен, тогда другое дело, но и этого нет…
— М-да, — промолвил Кирьянен. — Может быть, он все еще горюет по матери?
Мария Андреевна подняла на Кирьянена влажные, взволнованные глаза.
— Разве я не понимаю? Очень хорошо понимаю, потому что сама выросла без матери, у мачехи. Как это было больно, когда мачеха покупает своей родной дочери одно платье за другим, а я хожу в тряпках! А в детстве ее дочери дарят новые куклы, а мне не дают ни минуты отдохнуть от домашних дел. Ведь я тоже хотела играть! А потом, когда стало туго жить, мачеха выгнала меня из дому. Помню, какой скандал мачеха устроила отцу, который дал мне три рубля на дорогу. Так что я знаю, как чувствуют себя дети при мачехе. Но я ведь старалась быть внимательной к Пааво, когда он был маленьким.
— Что вы, Мария Андреевна, мы же все знаем, как хорошо вы к нему относились. У меня дочь тоже без матери осталась, да и я сам недолго с ней был. Мне рассказывали, когда везли ее без матери в Архангельскую область, как она, бедненькая, сидела одна в уголочке! — Голос Кирьянена дрогнул. — А ведь она была живая и бойкая. Ребенок нуждается не только в пище и в крыше над головой. А попала к добрым людям и ожила. Хозяйка сшила ей куклу, кукле — платье с кармашками и платочки, девочка даже смеяться начала… Конечно, Пааво уже взрослый парень. Может быть, к нему труднее подойти?
По лицу Марии Андреевны снова разлился слабый румянец. Она сама казалась взрослым ребенком, которого зря обидели. Кирьянен попытался было как-то смягчить свои слова, но он был слишком медлителен, и Мария Андреевна успела опередить его:
— Я не бессердечный человек! Вы не можете этого утверждать. Но я просто не знаю, как угодить ему. С маленьким я сумела бы…
— Когда у меня мать умерла, мне было уже под сорок. Но мать все считала, что я еще мальчишка, который может простудиться, если выйдет во двор в тоненьких рукавичках. Этим матери и отличаются от других людей…
Кирьянен взглянул на часы и заторопился:
— А ведь Ипатов-то меня ждет! Скоро начнется совещание. Хорошо, если бы Пааво тоже пришел. Ведь он неплохой машинист. Его бы надо втянуть в наши дела! Как думаете?
— Да, если бы только можно было его увлечь. Он, кроме того, такой мнительный, все ему кажется, что над ним смеются…
Было уже поздно, когда наконец народ собрался. Многие задержались на запани после смены, у других нашлись неотложные дела дома.
Совещание открыл Мякелев. Слегка запрокинув голову, он сквозь очки в толстой оправе окинул взглядом присутствующих и начал скрипучим голосом:
— Руководство собрало вас, чтобы сообщить о том безобразном положении, которое у нас создалось в области хранения машин и механизмов. По требованию уехавшего в отпуск главного механика Александрова мы получили следующие машины и запасные части…
Мякелев взял в руки лист бумаги и начал перечислять. Некоторые машины и части были ему совсем незнакомы, и он не мог даже произнести названий. Кирьянен чувствовал себя неловко за него и пытался подсказывать ему. Кое-как дочитав список до конца, Мякелев продолжал тем же сухим тоном: