Выбрать главу

— И надо больше бывать с молодежью. Подыскал бы себе девушку, подругу, — добавила она, улыбаясь.

— Как раз их мне и не хватает, — сказал Пааво, развеселясь.

Мария Андреевна продолжала:

— И нечего думать, что ты больной. Чем меньше будешь думать об этом, тем скорее окрепнешь. Это действует, спроси у Айно Андреевны.

— Вот еще нашли советчицу! — усмехнулся Пааво. — Попади к ней в руки, так она из больницы не выпустит…

— И Кирьянен говорил о тебе…

— А ему что нужно? — грубовато спросил Пааво.

— Ну и ворчун же ты, — засмеялась Мария Андреевна. — Я уж не знаю, стоит ли тебе рассказывать, что Кирьянен говорил о тебе…

— Нет, почему же, расскажи. Только зачем я ему?

— Ну как же! Ведь сколько есть всякой работы и в мастерской и на вашей сплоточной машине, а знающих людей мало. Вот он и хочет, чтобы ты помог ему.

— Ну, тоже нашел знающего человека. — Но видно было, что Пааво немного польщен.

— Говорит, что надо тебе и Степаненко помогать Николаю.

— Он действительно говорил обо мне? — все еще не хотел верить Пааво.

— Не стану же я выдумывать. Он так и сказал, что тебя ждут на совещании.

Пааво зашагал по комнате, потом вдруг стал переодеваться.

— В самом деле, надо пойти послушать. А завтра, мама, разбуди меня вместе с отцом. Схожу на смену Николая, посмотрю, что у него с этим баком получается.

Слово «мама» он произнес впервые, это вышло у него так неуклюже, что Мария Андреевна невольно улыбнулась.

— Хорошо, разбужу, сынок!

Оба почему-то рассмеялись.

— Пааво, давай дружить! — сказала Мария Андреевна, вдруг поняв, как проще всего завоевать сердце пасынка. — Сыном тебя называть мне уже поздно, — улыбнулась она, — а другом ты будешь хорошим! Ведь правда?

— Вот это другое дело! — согласился Пааво.

Он вдруг почувствовал себя легко и свободно. Ведь можно же полюбить эту милую, добрую женщину как хорошего друга! А играть в матери и сыновья в самом деле ни к чему. И не надо будет притворяться!

Степаненко вернулся с Пуорустаёки усталый и промокший. Столовая была уже закрыта, но его впустили и накормили остывшим супом. Из столовой он прошел прямо домой, переоделся в сухое белье, но озноб не прекращался. Он с удовольствием выпил бы горячего чая, но для этого надо было принести воды, наколоть дров, растопить плиту. Он прилег на кровать. Но вскоре поднялся, прошелся по комнате и остановился у окна. Как раз напротив находился магазин. В двери входили и выходили люди. Степаненко снял с вешалки пальто, но заколебался: если он пойдет в магазин, обязательно купит водки. Особенно сейчас, после дороги.

Степаненко уже мысленно давал обещание себе, Николаю, Оути Ивановне и Айно Андреевне, что больше не будет пить. Он горько усмехнулся: «На что я им со своим обещанием? Им-то какое дело до меня!.. Пойти взять шкалик, выпить, лечь спать — и все к черту… Но ведь на этом не остановишься. Завтра опять выпьешь… Ну, а к чему удерживаться?»

Из-за стенки слышалось шуршанье бумаг и шаги Матрены Павловны. Потом захлопнулась дверь, а через несколько секунд к нему вошла Матрена Павловна. Он посмотрел на нее с удивлением. Соседка никогда раньше не заходила к нему.

Матрена Павловна взглянула на холодную плиту и пустой стол.

— Вы только что вернулись с реки? — спросила она участливо.

— Да.

— У вас и плита холодная и даже чая нет?

— Кто же тут будет мне огонь разжигать и чай кипятить?

Матрена Павловна тихо вздохнула:

— Какие мы с вами сироты!..

Сегодня Матрена Павловна чувствовала себя, как никогда, одиноко. Воронов был единственным человеком, с которым ее связывали воспоминания о молодых годах. Матрена Павловна подходила к Мише всегда с открытым, чистым сердцем, старалась окружить его теплом своего внимания и… любви. Но Миша не понимает ее или не хочет понимать и встречает почти грубо. А ведь она хочет людям только добра. Вот Пааво Кюллиев увлекся стихами. Разве она мало и не от души помогает ему? А что выйдет из этого? Разве она хоть раз услышала от Пааво слова благодарности? Как время меняет людей! Какой Миша был кроткий и милый там, в деревне! Если бы все это можно было вернуть, ей бы ничего и не требовалось больше в жизни. Но Воронов увлекся Айно Андреевной — да, да, это несомненно — и с ней даже разговаривать не желает…

Матрена Павловна попыталась найти успокоение в обществе своих лучших друзей — старых, затрепанных книг, но переживания графов и их прекрасных возлюбленных сегодня не трогали ее.