…Их кутежи – это медленное самоотравление, их веселье – агония заживо разлагающихся, их песни – последнее «прости» лучшим пережитым дням… Среди делового шума большого города эти люди напоминают потерпевших крушение и нашедших своё последнее прибежище где-нибудь на одиноком утёсе.
Общество клеймит их презрением.
Занятые деловые люди, пороги которых они обивают в поисках работы, обрывают их просьбы на полуслове. Повёртываются к ним спиной.
Дети и женщины сторонятся от них на улице.
Полупьяная, полуголодная богема большого города в глазах буржуа является духовными прокажёнными.
В свою очередь, и богема отплачивает им тою же монетой.
У неё свой символ веры, свои понятия о чести.
Борьба за существование изощряет их способности и находчивость.
Среди такой богемы Антон Константинович всегда чувствовал себя как рыба в воде.
Восемь лет скитаний по провинциальным сценам с периодической безработицей и голодовками выработали из него вполне законченный тип человека, который всегда и везде учитывает только настоящий момент, не заботясь о завтрашнем дне…
– Ну-с, друзья, я должен констатировать печальный факт. Влага жизни иссякла и мои ресурсы тоже! Решайте, как нам теперь быть? Пить или не пить, вот в чём вопрос! Придётся прибегнуть к внешнему займу. Хотя, по совести говоря, я на успех особенно не рассчитываю. Пошарьте в карманах, может быть, у кого что и найдётся.
– У меня, например, нет ни сантима, – грустно улыбнулся Косоворотов. – Да, может быть, можно что-нибудь реализовать, – высказал он предположение.
Петров окинул скептическим взором своё наличное имущество, развешанное по стенам, и покачал головой.
– Кой дьявол! всё реквизитный хлам. Нечего заложить!
– Погоди, ребята, мы стекло утилизируем! – нашёлся ходатай по делам. – Здесь пустых бутылок копеек на восемьдесят будет.
– Так чего ж вы? – вмешался Сокоренко, – командируйтесь!
– Граждане! чья очередь за водкой идти? Маэстро, ваша очередь…
Музыкальный клоун угодливо заморгал подслеповатыми глазками и взялся за шапку.
– Это мы можем… Один момент. В чём только я понесу посуду?
– На вот тебе грязную наволочку, в неё завернёшь бутылки…
Изобретательный ум ходатая по делам оказался на высоте положения.
– Ну, ладно. Ты, свистулька, ступай в монопольку, – скомандовал он, – сдашь там посуду и возьмёшь полторы бутылки, а я добегу до лавочки, что на углу… Там у меня маленький кредит. Лавочник приторговывает водкой. Захвачу у него бутылку и закусить чего-нибудь…
…Через полчаса на столе появился резерв.
За выпивкой и разговорами время шло незаметно.
…Уже вечерело.
Серые сумерки вползали в комнату.
Музыкальный клоун, которому в воздаяние успешно выполненной миссии был поднесён кубок Большого Орла, спал, свернувшись в углу. Его не беспокоили.
Между бодрствовавшими собутыльниками тянулся какой-то отвлечённый спор.
…Сокоренко, должно быть, надоело слушать эти туманные разглагольствования.
Он облокотился на руку, откинул волосы, закрыл глаза и залился песней…
Грустные нежные звуки тихо реяли и умирали в душной маленькой комнатке…
Плакала песня о чём-то безвозвратно далёком.
Слышались в ней накипевшие слёзы.
Тоска об утраченном счастье…
И вспоминался почему-то тихий летний вечер, когда на верхушках тополей слабо дрожат закатные огни, а вода в стаканах отражает синюю тень берегов.
…Плакала песня, и молчали люди.
Просыпалась в сердце глухая ноющая тоска…
Глава XXV
В ночь на Светлый праздник
…На последней неделе поста стояли тёплые ясные дни.
…Начался ледоход.
Широко разлившаяся река затопила заречную слободку. Луговые низины были также затоплены.
Громадные белые льдины медленно скользили по реке…
Уплывали куда-то в синюю даль…
По вечерам набережная была полна народу…
Горожане собирались сюда на прогулку.
Толстые ожиревшие лавочники приходили со всеми чадами и домочадцами. Чинно двигались по тротуарам и солидно здоровались со знакомыми.
…Говорили о погоде, о делах на овёс.
Молодёжь, гимназисты и реалисты шлялись шумной весёлой гурьбой…
Громко перекликались между собою. Горячо толковали об отмене экзаменов.
Влюблённые парочки сияли молодостью и счастьем.
…В тихие тёплые вечера, когда бледно-палевый закат догорал за рекой, на пустынной дамбе чёрными силуэтами вырезывались одинокие фигуры людей, ушедших от шума и толкотни набережной…