– Погоди, брат, старик умрёт, тогда ты развернёшься вовсю.
– О-хо-хо-хо! Когда-то это будет. Супротив своих сверстников совестно. Взять бы, к примеру, хоть Звягинцевых… Петрушке Звягинцеву отец автомобиль купил. На машине теперь по улицам каждый день закатывает. А я своего насилу уломал, чтобы хоть костюм мне приличный справил. Мы, говорит, без моды жили, да деньги нажили. Нам, говорит, купцам, торговым людям, модные-то балахоны не по плечу. Обидно-с!
Мыльников вздохнул и наполнил рюмки.
– Ваш отец, собственно говоря, не представляет собой исключения из общего правила, – заговорил Косоворотов, глухо покашливая. – Большинство нашего провинциального купечества живёт серой, неинтересной жизнью… Да, не умеют жить… Губят лучшие силы души в мелких грошовых расчётах. Много и беспорядочно работают. Суетятся, трясутся над копейками… Во всём царит рутина, дедовские обычаи… Когда срываются с цепи, то много пьют… Шумно, безобразно пьют… Помню, служил я на Волге в бойком промышленном городке… Дом там один был недалеко от хлебной пристани. Стоял он в узеньком, глухом переулке. Сад кругом дома фруктовый и все постройки надворные были обнесены высоким забором с гвоздями… Богатому купцу, стотысячнику, принадлежал этот дом. Бывало, по вечерам любил я проходить по этому маленькому, тихому переулку… Ко всенощной звонят… Белые голуби на крыше воркуют… Из сада яблоками пахнет. И всегда на меня производил этот дом странное, гнетущее впечатление. Точно тюрьма какая-то. Ворота постоянно на запоре. Окна двойными рамами защищены… Идёшь, бывало, и думаешь: какая же должно быть скучная, тусклая, монотонная жизнь тянется за этими стенами.
– Да, невесёлая жизнь, – согласился Петров. – А впрочем, друзья мои, не будем омрачать нашу беседу такими не идущими к делу рассуждениями. Предпочтительнее выпить, закусить и вновь выпить… Не так ли?
– Сие резонно!
– Теперь вот по газетам читаешь, везде по всем городам раскачка пошла. Копошатся люди. Правды ищут, – тихо и неуверенно вставил Мыльников. – Что к чему идёт и понять невозможно. Опять же забастовки эти… Тятенька по этой причине весьма злобствует… Всё жидов да студентов ругает.
– Да, брат, именитому купечеству забастовки больно не по нутру. Приходится сокращать аппетит-то.
– Пожалуй, и в нашем богоспасаемом граде в скором времени что-нибудь разыграется. Среди железнодорожников волнение началось. Приказчики тоже книжки читают, об улучшении быта толкуют.
– В интересное время мы живём, – заговорил Косоворотов, задумчиво попыхивая папиросой. – В обществе какая-то смутная тревога, большие и радостные надежды. Все чего-то ждут, к чему-то прислушиваются. И откуда-то издалека, из самой гущи жизни, уже доносятся первые раскаты грозы. Мы увидим интересные события… Быть может, увидим революцию. Как знать!
– Я не верю в это, – вяло возразил Петров. – Слишком мы неподготовлены для такого переворота.
– Будущее покажет, – пожал плечами Косоворотов.
Разговор оборвался.
…Приятели прображничали в «Мавритании» до вечера.
Когда Мыльников, расплачиваясь по счёту, раскрыл бумажник, Васька Петров не вытерпел.
Фамильярно похлопал купчика по коленке и деланно беспечным тоном воскликнул:
– А кстати, дружище, не одолжишь ли ты мне рублей пять, ну три… Финансы мои совсем плохи.
Мыльников не замедлил исполнить эту просьбу.
– С нашим удовольствием. Берите-с. Для ровного счёта шесть рублей.
Простившись с Мыльниковым около подъезда номеров, Косоворотов с Петровым направились вдоль Набережной.
Оба они были порядочно выпивши.
– Вот видишь, Антон, как всё хорошо устроилось, – с лёгким оттенком самодовольного хвастовства начал Петров. – И сыты мы, и пьяны, да ещё и деньги есть. Нет, что там ни говори, а Колька Мыльников всё-таки славный парень! Да… Эх, а я-то такого дурака свалял. Надо бы мне попросить у него рублей десять. Что смотришь? Думаешь, не дал бы… Ну да, и за это спасибо. Идём, брат Антоний, в пивную. Зашевелились у меня деньги в кармане.
– А не будет ли на сегодня? Заложили ведь порядочно. Домой бы мне надо.