Еще одна тема этого письма - нападки на Меня в связи с вопросом о деканонизации бл. Евстратия постника и Гавриила. Но сам-то вопрос в каком состоянии? Их общецерковной официальной канонизации не было. А пока не было убедительного решения Церкви, могут быть разные мнения. Известно, к примеру, мнение Митрополита Московского Филарета, недавно канонизированного, об истории почитании мощей младенца Гавриила и о внесении его в «Словарь святых». 30 лет спустя после смерти его мощи были, как известно, принесены поначалу в один церковный погреб, а затем перенесены архимандритом Казачинским в Слуцкий монастырь. «Но ни сия история, ни архимандрит Казачинский, ни церковный погреб не имеют права причитать к лику святых» (См.: Вестник РХД, 1992, № 166, с.18). Нужны более серьезные основания.
Относительно блаженного Евстратия постника нужно сказать, что Киево-Печерский патерик описывает его кончину как мученичество за веру, как свидетельство Христово перед лицом врагов веры, одним из которых в этой истории оказался иудей, отличившийся особенной жестокостью. Антисемитизма в изложении этой истории нет. Рядом помещен рассказ о черноризце Никоне, который пострадал в половецком плену, но ненависти к половцам в изложении тоже нет. Патерику я склонен в целом доверять. Но форма изложения этих историй относится скорее к благочестивым сказаниям, чем к исторически обоснованному рассмотрению. Те, кто отдает должное существующим нормам критического анализа текстов, оценят эти истории как недостаточно убедительные.
Как бы там ни было с исторической точностью наших знаний о святых и о тех, чья святость вызывает сомнения, особенно важен вопрос о духовном качестве их почитания. Если автор, вроде данного псевдо-Митрополита, соединяет свою защиту почитания с наглой клеветой в адрес того, кто сам погиб за свидетельство Христово, никакого доверия к себе он вызвать не может. Такие люди не должны влиять на решения Церкви, кого считать святым, а кого нет.
О. Александру Меню приписано также и то, что он имел намерение организовать особую еврейско-христианскую церковь вне православия и внутри иудаизма. Быть может, на раннем этапе своей деятельности он мог думать о воспроизведении традиции древней общины св. Иакова брата Господня на земле Палестины, предполагая какие-то благоприятные возможности. Но процитируем зрелую оценку самого о. Александра, чтобы исчерпать вопрос:
«Я не думаю, что такие опыты, какие предпринимал Иосиф Рабинович (основатель существовавшей когда-то давно иудеохристианской общины - Л.В.) и другие проповедники, имели смысл... Сейчас в Израиле люди верующие составляют меньшинство. Большинство людей вообще отпало от веры, живет в бездуховности. Мы должны считать добром, если этим людям будет не навязана какая-то официальная религия, как бывало в прошлые века, а будет открыт свободный путь выбора. Если они вернутся к иудаизму - хорошо, если они будут искать другие выходы - хорошо. Если они придут к христианству, они от этого не перестанут быть евреями, а только прочнее свяжутся со своей традицией. Но это будет уже традиция не в архаическом смысле, не в замкнуто-национальном, а в широком, всемирном, могучем, как сама основа Церкви» (Свящ. Александр Мень. Возможно ли иудеохристианство? - Континент, 1998, N 95, с.268).
Сравнительно с этим письмом текст свящ. Димитрия Дудко производит не столь жуткое впечатление. Помнится, раньше он говорил хорошо об о. Мене. Например:
«Отец Александр - истинно православный священник... Он поступал как апостол Павел: с эллинами говорил как эллин, с иудеем как иудей, с учеными как ученый, с простыми людьми как простой человек. Он был очень добрый. Когда церковные власти запрещали мне служить, он приглашал меня в свой храм, чтобы служить вместе с ним» («Вокруг имени отца Александра». М.: Культурное возрождение, 1993, с.44).
А теперь мы видим иное. Прежде всего, Мень, оказывается, рационалист. Он без конца проверяет религию наукой и пр. А раз так, то мы, православные, будем иррационалистами, апеллирующими просто к духовному опыту. Просто и ясно, да только соглашаться с этим можно лишь по невежеству. Литургию Мень служил, оказывается, так же быстро, как и католики, а вот проповедовал - долго. Для сравнения: будничная месса укладывается в полчаса, а литургия св. Иоанна Златоуста - не меньше полутора часов, даже если служить быстро, а вот проповедь о. Александра редко когда была больше 12-15 мин. При венчании Мень, читаем в тексте у Дудко, по-протестантски «требовал от бракосочетавшихся» каких-то обещаний Богу. Но ведь протестанты отвергли учение о таинствах и давным-давно не венчают, а обязательство любви, верности и супружеского уважения, надеюсь, и у о. Димитрия пока еще не перестали брать на себя при венчании.