ЛЕОНИД СТЕПАНОВ
В ЗЕРКАЛЕ ГОЛУБОГО ДУНАЯ
Оформление художника
В. И. БРОДСКОГО
Фото Л. СТЕПАНОВА, А. НОВИКОВА
и М. САВИНА
М., «Мысль», 1964
ПРЕДИСЛОВИЕ
Я не хотел писать предисловия. Оно будет грустным.
Но без предисловия нельзя. Пусть читатель с первых строк узнает, почему я должен рассказать об Австрии, почему я люблю Вену и почему воспоминания об этом городе всегда сжимают мое сердце болью.
Более двадцати лет назад я впервые увидел Вену на экране московского кино. Это был трогательный, чуть сентиментальный фильм о жизни Иоганна Штрауса — «Большой вальс». Чудесные мелодии короля вальсов, старая добрая Вена, романтическая любовь композитора, «Голубой Дунай», «Венский лес»…
Мы с Сашей Харитоновым, шестнадцатилетние парнишки с Таганки, смотрели этот фильм каждый день. Пропускали занятия в школе. Мы были очарованы музыкой, впервые в жизни влюбились. Влюбились в далекую недосягаемую Вену — нарядную, поющую, танцующую. Так в старинных рыцарских романах влюбляются по портретам в заморских красавиц.
Мы знали наизусть все эпизоды и все мелодии фильма, но каждый раз все переживали заново.
В эпилоге седой Штраус выходил на балкон Шенбруннского дворца, благодарная Вена встречала своего любимца восторженной овацией и пела самую изумительную из его мелодий. Король вальсов дрожащей рукой утирал слезы с морщинистых щек… И по нашим юношеским щекам тоже текли слезы. Обильные, сладкие слезы неискушенной доброй юности…
А через год грянула война. Нелегкий солдатский долг вел нас от свинцовой купели на Волге, по пеплу украинских сел, через освобожденные концлагери. В хаосе войны мы с Сашей потеряли друг друга из виду. Только во время великого праздника Победы, где-то под Берлином, я получил его недописанное письмо. В конце солдатского треугольника другой, незнакомой рукой было приписано: «Пал смертью храбрых в боях за Вену 13 апреля 1945 года».
Это был день освобождения Вены…
Прошли годы, и я, окончив школу рабочей молодежи и институт, приехал в Австрию корреспондентом. Мне было суждено жить здесь шесть долгих лет.
На Центральном венском кладбище, где похоронены наши воины, погибшие в апреле 1945 года, я не нашел могилы Саши. Может быть, он лежит в братской могиле под общим обелиском…
Мраморный памятник Штраусу оказался по соседству — всего в нескольких десятках метров от строгого воинского обелиска.
Был пасмурный осенний день 1954 года, когда я впервые побывал у дорогих могил. Положив цветы на солдатскую гранитную плиту, долго стоял с непокрытой головой. Тихо шелестел дождь в листве, а я думал о Саше, о всех моих юных сверстниках, расставшихся с жизнью на берегу голубого Дуная…
Тогда я еще не знал, что это было началом книги.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КАЛЕЙДОСКОП ВРЕМЕН
Кто видел с Каленберга край окрестный,
Поймет меня, мои оценит песни.
Вена помнит…
Мы сидим в уютном кафе на Ринге. Тихое воскресное утро. Недвижны кроны каштанов, чуть тронутые осенней позолотой. За барьерчиком из ровно подстриженных кустиков — редкие прохожие, большей частью пожилые. По воскресеньям Вена малолюдна: по давно сложившейся традиции, многие отдыхают за городом.
Напротив меня сидит старичок с бледным личиком и подслеповатыми добрыми глазками. Он быстро просматривает утренние газеты, сердится, усмехается, бросает иронические реплики.
В нашу дружбу трудно поверить. Во-первых, мы знакомы всего три дня. Во-вторых, Альфреду Верре за семьдесят. Он в два с половиной раза старше меня, И все-таки это так. С первой же встречи, на другой день после моего приезда в Вену, мы почувствовали друг к другу симпатию и сразу нашли общий язык. Конечно, это потому, что Альфред умеет дружить с молодыми.
Альфред не по годам бодр, предприимчив, полон юношеских увлечений. Почти каждое воскресенье он отправляется пешком в горы, а в будни целыми днями пишет, читает, бегает по редакциям, азартно беседует с друзьями, ведет ожесточенные дискуссии с недругами. А недругов у Альфреда Верре много. Дело в том, что он издает газету. Она называется «Osten» — «Восток». Все статьи, заметки, фельетоны, памфлеты пишутся и редактируются одним человеком — энциклопедистом Альфредом Верре. Читатели не могут пожаловаться на однообразие стиля, но направление газеты «Остен» неизменное: она выступает за развитие хороших дружеских отношений Австрии с Советским Союзом и странами нового народного строя.
И в то же время Альфред Верре давнишний член масонской ложи «Шларафия», объединяющей признанных столпов венской богемы, предпринимателей, влиятельных политиков. Однажды я видел, как запросто Альфред обошелся с одним из чванливых австрийских министров, назвав его «братом».
Выпив в два глотка свою чашечку мокка, я заслужил неодобрительный взгляд Альфреда. Он не сказал мне ни слова, но и без того было понятно, что старый венец возмущен моим непочтительным отношением к благородному напитку. Альфред мог бы прочитать целый курс о разновидностях, способах приготовления и искусстве — да, да, именно искусстве — пить кофе. Но Альфред Верре молчит. Потому что он пьет кофе.
— Нет, — решительно говорит он, откладывая в сторону рассердившие его газеты, — нет, все-таки сегодня мы не поедем на Каленберг. Сначала я покажу вам восточные, придунайские, районы Вены. Там были самые сильные бои.
И вот мы медленно идем по кварталам, где страшные следы войны видны и теперь, спустя девять лет.
Покрытые травой бесформенные кирпичные развалины…
Неожиданный разрыв в линии домов— большой дом, словно зуб, вырван авиабомбой…
Общинный рабочий дом в крупных рябинах от осколков снаряда…
Четыре стены без окон, без крыши, без этажей — братская могила всех жильцов. Вместо крестов металлические таблички с фамилиями, уцелевшие возле дверных проемов… Кнопки от звонков. «Звонить три раза».
— Они тоже ждали конца войны, — тихо произносит Альфред Верре, — это было в апреле. Американские бомбы. Тогда у нас уже все понимали, что только ваша победа принесет окончание войны. Никто не хотел помогать гитлеровцам, хотя эсэсовцы расстреливали «предателей» и «саботажников». Здесь на мосту они повесили австрийского капитана Бидермана и еще двоих военных. Бидерман совсем не герой, а обычный, разумный человек, он считал бессмысленным напрасно проливать кровь, преступным разрушать Вену. Он, вероятно, знал, что голодные, измученные венцы, рискуя жизнью, слушали в своих подвалах сводки о продвижении ваших армий. Вот видите на стене: LSR. В те дни такие надписи расшифровывались по-новому: Lernt schnell Russisch[2].
— А что на самом деле означают эти буквы?
— Luftschutzraum. Бомбоубежище. Обыкновенный домовый подвал. Он не мог спасти. Вон видите, восстанавливают дом на углу. Там засыпало в подвале восемнадцать человек. Среди них был мой школьный товарищ Зигфрид. Да…
Мы присаживаемся на скамейку в Аугартене. Остро пахнут какие-то цветы, посаженные в аллеях вокруг фарфоровой фабрики. В лучах вечернего солнца мрачно вырисовываются два огромных силуэта, похожих на очертания средневековых крепостей. Это железобетонные башни, на которых во время войны стояли немецкие зенитные орудия.
1
Франц Грильпарцер (1791–1872) — крупнейший австрийский драматург и поэт времен монархии. —