Внутри дом был обустроен довольно просто, но каждая простая мелочь буквально кричала о том, что уютнее места не сыскать на всём белом свете.
У дверей Иви встретил Хэллмет. Его кучерявые локоны были зачёсаны назад, полностью открывая высокий квадратный лоб и словно прижавшиеся к голове уши, а голубые воды его прекрасных глаз затмевали своим нежным сиянием тысячи небесных светил. На руках мужчина держал трёхлетнюю девочку, одетую в фиалковое платьице из ситца. Её светло-голубые глаза горели невинным озорством, а русые локоны, несколькими прядками соединённые сзади заколкой в виде цветка фиалки, мягким одеялом рассыпались по плечам.
— Мамочка! — выкрикнула девочка, потянувшись руками к вошедшей Иви.
— Ты постарался. Они очень напуганы. Я слышала, сегодня вечером Сатлер выступит с заявлением.
— Осталось недолго.
— Маски — это очень остроумно. Хотя было странно вдруг повсюду видеть твоё лицо.
— Скрой, кто я есть, и будь моей опорой, личина мне нужна, пригодная для достиженья цели…
— "Двенадцатая ночь".
— Виола, — расплылась в улыбке девушка, подхватывая дочь на руки. Малютка погладила мать по лицу и промолвила:
— Мы с Венди и Фоксом тебя заздались.
Наверное, стоит пояснить, что Вендетта (сокращённо Венди) — это чёрная полудлинношёрстная кошка с очень короткими и почти незаметными ушами породы хайленд фолд, которую учёные-селекционеры вывели совсем недавно. После бесследного исчезновения Винсента Иви пришлось заменить кота. Кличка Фокс же принадлежала игривому аляскинскому кли-каю, который был ровесником маленькой Виолы.
Словно услышав зов хозяев, оба питомца вышли в гостиную. Фокс задорно добежал до середины и принялся вертеться по кругу, приветливо виляя хвостом. Венди грациозной поступью царской особы сделала несколько шагов, а затем лениво развалилась прямо на голом паркете.
Иви прошла вглубь и присела на край дивана, не выпуская дочь из рук:
— Как продвигается работа над новым заказом?
— Хорошо, — отозвался Хэллмет, приобнимая жену со спины, — я почти закончил. Доделаю этот портрет и приступлю, наконец-таки, к написанию выставочных работ.
— Ты уже придумал общую тематику?
— Не могу определиться. Метаюсь между отображением светлого сюрреалистичного апокалипсиса и передачей буйства чувств героев Шекспировских трагедий.
— Я выбираю романтичный сюрреализм, изображающий героев Шекспира, переживших конец света, — отшутилась Иви и ласково отвела ручки дочери, потянувшиеся к маминым рыже-каштановым локонам. Волосы давно отросли, так что девушка спокойно сделала себе стрижку каре с завитыми локонами. А Виола любила накручивать мамины волосы на свои тонкие пальчики.
— Приму к сведению. А как твоя книга? Уже успела написать финал?
— Не было времени. Но обязательно допишу. Иначе издательство пошлёт меня куда подальше.
— Не пошлёт. Ты же их лучший автор. Чьи детективы продавались настолько успешно в последние десять лет?
Губы Иви дрогнули в лёгкой улыбке:
— И кто из писателей трижды пытался отсрочить конечную дату сдачи рукописи?
— Кстати, тебе пришло письмо, — спохватился Хэллмет. Видимо, разговор о хобби жены, которое она удачно совместила с трудовой деятельностью, заставил его вспомнить о не такой уж неожиданной доставке. Виола, заскучав от взрослых бесед, слезла с матерных рук и кинулась догонять рванувшего вон из гостиной пса.
— Аккуратнее, цветочек мой, а то разобьёшься, — предупредила Иви. Но Виола наверняка пропустила заботливое наставление матери мимо ушей, скрывшись за широким кухонным проходом.
Хэллмет подошёл к высокому столику на изогнутых ножках, в который по обыкновению складывали всю доставленную почту, и вытащил белый конверт из-под пачки свежих газет.
— Это когда-нибудь прекратится? Она же знает, что отвечать ей ты не собираешься, — Хэллмет поравнялся с супругой и протянул ей конверт.
— Скорее всего, она просто играет в игру «Кому быстрее надоест». Ей — отправлять письма, на которые никогда не получить ответа, или мне — получать бумагу, исписанную несвязными мыслями сумасшедшей.
Девушка достала свёрнутое пополам письмо и, бросив конверт на сиденье дивана, развернула его.
— Я посмотрю, как там Виола, — бросил Хэллмет, прежде чем выйти на кухню. Он уже привык оставлять Иви наедине с голосом безумной Марлы. Хоть девушка и отрицала этот факт, но ей нравилось читать присланные рыжеволосой дьяволицей письма. Таким образом она не позволяла себе забыть, кем была на самом деле, через что прошла и у какой финишной черты достигла внутренней гармонии.
Девушка расправила бумагу и углубилась в чтение.
Иви Бэнкс,
Спасибо, что не отвечаешь на мои письма. По крайней мере, ты читаешь и не сжигаешь их. И пока это будет длиться, значит, переживать мне не о чем. Не думай, что пишу тебе, только для того чтобы позлить. Я понимаю: ты до сих пор не можешь простить мне маленькую ложь и игру, в которые я втянула Вэ. Но ты — единственный человек, который захочет меня услышать. И на этот раз я не лгу.
В письме той Валери тоже содержалась правда. Да, её история никак со мной не связана. Да, я скопировала сюжет, увиденный на экране, а потом приукрасила его, добавив факты из жизни актрисы, сыгравшей главную роль. Но смысл в послание я вложила свой. И твой. И смысл каждого из нас. Ведь жажду истины, любви и свободы испытывает каждый человек. Разве нет? И каждый заключённый, лишённый права на столь значимые понятия, нуждается в светлом луче надежды. Я подарила Вэ надежду, заговорив голосом многих жертв. По-твоему, сколько таких «опасных Валери» провели часы в томительном ожидании собственной смерти? Смерти не за совершённые преступления и не за мелкие провинности. А просто за то, что они посмели быть самими собой.
Хочешь знать, что ещё было правдой? И зачем я спрашиваю? Конечно же, хочешь. Ты не в меру любопытна. Особенно, если твоё любопытство упирается в прошлое Вэ. Хотя полагаю, ты давно привыкла к тому, что Вэ когда-то носил имя Уэйд. Но того Уэйда не довелось узнать никому из нас двоих.
В общем, даже сидя в четырёх стенах, отливающих приторно белым светом, я с нетерпением жду, когда же наступит дождь. Сегодня утром обещали затяжные ливни. Мне передала это медсестра Кора. Она иногда выводит меня на прогулку, если я примерно себя веду. У моей бабушки действительно была ферма в Тоттлбруке, и от неё я научилась чувствовать бога через природные явления. Дождь — самый благотворный из них. Я не люблю лето из-за редкого появления дождя. Зато обожаю весну и осень. Как там принято говорить: «после дождя всегда приходит радуга»? Какая ирония и самообман. Дождь может в душе лить вечно, а радуга — кратковременный феномен.
Пока не забыла, спрашиваю: как там наши любимые розы сорта «Алый карсон»? Слышала, ты всерьёз занялась их разведением. Если желаешь так воздать дань памяти Вэ, отличный ход. Одобряю. Я бы попросила тебя передать мне пару стебельков, хотя бы с нераскрывшимися бутонами, (учти, я люблю этот сорт не меньше мелодрамной актрисы) но, боюсь, в психиатрической больнице не разрешено держать розы. Только медицинские препараты, которыми провоняла вся больница. Этот тошнотворный запах приходит ко мне во снах и чуть ли не душит. Не уверена, что протяну здесь долго.
Зато уверена, что мне не дойти до своего счастливого финала. Мне, как и Вэ, уже не приблизиться к свету. Максимум, к чему я могу приблизиться здесь, так это к забитому наглухо оконцу с запотевшими стёклами, сквозь которое даже небо рассмотреть трудно. Ну ничего. Я привыкла. Свыклась с тем, что совершила кучу ошибок. По мне тоскует лишь тьма, ожидающая в конце тоннеля.
Депрессивный настрой не покидает меня. Как бы я ни старалась прогнать его, он упрямится. Как преданный пёс, ей-богу. Только бы пошёл дождь. Ни о чём больше не молю. Выплачемся с небом на пару, на душе полегчает.