отделался.
- Вот именно.
- С другой стороны, восемь лет - большой кусок его жизни, как ни посмотри. Просить его
выложить поверх этого кучу бабла? Может быть, слишком.
- О чем ты говоришь? Это не тебя изнасиловали. Каждый в моей группе поддержки
считает, что я должна его уничтожить.
- Ты обсуждала это с ними? Ты никогда мне этого не говорила. Господи.
- Не это. Я не говорила о шантаже. Просто, что меня тошнит от мысли, что он может
избежать ответственности.
- Какой ответственности он избежал? Он сидел в тюрьме.
- Он до сих пор виновен в изнасиловании несовершеннолетней. Теперь он ведет себя так, что в этом нет ничего особеного. Он должен страдать, как страдала я.
- Может быть, уже хватит? На первом же нашем свидании ты рассказала мне эту историю.
Каждый раз, когда мы знакомимся с кем-то, ты умудряешься завести об этом разговор.
Изнасилована другом семьи. Кем-то, кого ты знала.
- Что ж, это правда. Люди должны знать.
- Люди ни при чем. Ты получашь сочувствие. Потому и делаешь это.
- Тебе наплевать на то, что я испытала. Ты уменьшаешь значение события. Мужики всегда
подавляют женщин. Может быть, хватит? Почему бы тебе не забыть? - передразнила
она.
На самом деле ты хочешь сказать: “ Почему я должен есть дерьмо из-за того, что
случилось с тобой?”
- Из-за чего мы ссоримся? Я на твоей стороне. Я говорил тебе это сто раз. Речь шла о
Фрице.
- Все то же самое. Ты говоришь “Фриц Маккейб”, я слышу “изнасилование”.
- Давай поговорим о чем-нибудь другом.
- Давай. О чем?
- Например, если мы получим деньги и потратим их на путешествие, куда мы поедем?
8
Вторник, 19 сентября 1989 года.
Во вторник я закрыла офис в пять часов. Донесла до двери свою портативную пишущую
машинку и собиралась набрать код сигнализации, когда зазвонил телефон. Был соблазн
дать включиться автоответчику, но совесть не позволила. Я бросила сумку рядом с
машинкой и вернулась к столу, сняв трубку на третьем звонке.
- Кинси, это Лорен. Не была уверена, что вас застану.
- Я уже уходила.
- Что ж, постараюсь не задерживать вас. У нас проблема.
- Шантажист объявился?
- Нет. Это Фриц. Вчера вечером мы рассказали ему, что происходит, и он очень нами
недоволен.
- Недоволен вами? Почему?
- Он сердит, потому что мы не хотим платить шантажисту. Мы перечисляли свои доводы
бесчисленное количество раз, но бесполезно. Мы подумали, что ему нужно выслушать вас.
Вы не могли бы приехать сегодня вечером?
- Конечно, хотя я не уверена, что от этого будет польза. Я никогда с ним не встречалась, и
не вижу, почему мое мнение будет иметь какой-то вес.
- Он говорит, что уйдет, если мы не заплатим.
- Он сбежит из дома?
- Он говорит, что не выдержит еще одну судебную битву.
- Вам эта идея тоже не нравится.
- Я знаю, но это не мы, кто попадет в тюрьму. Он сделал заявление насчет пленки, которое,
мы считаем, он выдумал, но спорить нет смысла. Может быть, вы сможете его уговорить.
Стоит попробовать, разве нет?
Я закатила глаза. Представила себя в словесном поединке с парнем, что будет просто
потерей времени. Но опять же, она выписала мне чек на две с половиной тысячи, и пока
что я не чувствовала, что их заработала.
- В какое время?
- В семь, если вам подходит.
- Конечно. Я верну вам кассету. До встречи.
По дороге домой я обдумывала положение. Похоже на то, что Фриц забирает контроль, ставя свою точку зрения выше возражений родителей, которые, кажется, подняли руки
вверх. У них что, нет авторитета? Конечно, парню было двадцать пять, и по правилам он
должен был жить самостоятельно, но годы в тюрьме отодвинули его назад. Без работы и
перспектив, он снова жил со своими мамочкой и папочкой и, возможно, подшучивал над
своей зависимостью.
Я нашла хорошее парковочное место, вытащила с заднего сидения машинку и по дороге
остановилась у почтового ящика . Достала кипу рекламы, счетов и каталогов и отделяла
почту Генри от своей, поворачивая за угол, на задний двор.
Вот вид, который мне открылся.
Перл была босиком, завернутая в простыню, как в тогу. Ее руки и плечи были оголены, бюст грозил вывалиться, если бы она за этим не следила. Видимо, она занималась стиркой
и теперь развешивала одежду на веревке, которую натянула между двумя фруктовыми
деревьями. Она двигалась взад и вперед, нагибаясь, чтобы достать вещи из корзины, раскачиваясь на костылях. Или она очень хорошо приспособилась к таким маневрам, или
не была таким инвалидом, как заявляла.
Ее джинсы были размером с джинсовые паруса, а лифчик, свисавший с веревки, был