Наверное, это вызвало воспоминания.
- Можно узнать, кто были остальные трое?
- Конечно. Патти Гибсон, Стив Рингер и Роланд Берг. Это был очень эмоциональный опыт
для них.
- А как насчет вас? Как вы продержались все эти годы? У меня нет детей, так что я не могу
даже представить, через что вы прошли.
- Спасибо на добром слове. Мы с Полом развелись через год после смерти моей дочери.
Он сказал, что не может продолжать жить со мной. Некоторые говорят, что он был
бессердечным, но я его не виню. В те дни я была невозможной. Я сильно пила все годы, когда Слоан была подростком. Когда ее не стало, я поняла, чего ей это стоило, но я не
могла найти искупления. Я даже не могла попросить у нее прощения. Я бросила пить в
день похорон, что потребовало всех сил, которые у меня были. Кроме этого у меня ничего
не осталось, чтобы отдать.
Два моих приемных сына переехали к нам в первый год, а когда Пол ушел, они, конечно, выбрали жить с ним. Когда Слоан умерла, им было тринадцать и пятнадцать, и их
присутствие только вызывало у меня боль.
- Горе -коварная штука. Когда моя тетя Джин умерла от рака, я почувствовала облегчение.
Она была сложным человеком и воспитывала меня согласно своим странным взглядам.
Облегчение не было долгим, и на его место пришла боль, но по крайней мере, я знала, что
она умирает. Насильственная смерть - другое дело. Не знаю, как вы примирились с этим.
- Я никогда с этим не примирюсь. Слоан была моим единственным ребенком, и она
мертва. Я говорю так потому что это главная часть моей жизни. Ее нет десять лет, и она
будет мертва все оставшеся время. Она умерла, когда ей было семнадцать, и это вся жизнь, которая у нее была. В газете Фриц заявил, что вернул свой долг обществу, но он не вернул
свой долг мне. Он называет то, что сделал “ошибкой”, которая теперь позади, и он может
продолжать жить дальше. Ловкая увертка с его стороны, но он не соскочил с крючка.
Почему он должен наслаждаться счастьем, когда мое у меня отняли?
Я знала, что она не ждет ответа, но у меня мурашки побежали по коже.
Она продолжала обманчиво мягким тоном, учитывая содержание.
- Я долго думала об этом и поняла, что месть не должна быть око за око. Расплата может
принимать разные формы. Она не должна быть грубой или явной. Смысл в том, что боль
должна быть эквивалентной, не зуб за зуб, а что-нибудь сравнимое.
- Я не совсем понимаю.
- Это просто. Когда Фриц убил Слоан, он отнял у меня то, что я любила больше всего на
свете. Можно подумать, чтобы расплатиться, я должна убить человека, которого он больше
всего любит, но есть другие способы разрушить чью-то жизнь. Я думаю, что бы сделала с
ним, если бы могла. Я хочу получить свое.
- Даже после десяти лет?
- Время не имеет значения. Сейчас меня заботит только найти способ заставить его
страдать, как страдала я. Не такая же потеря, но то, что будет иметь такой же вес. Я
планирую, как замести следы, что я буду говорить, если придет полиция.
- Вы поймете, что это труднее, чем вы думаете. Вина заставляет руки трястись. Кровь
отливает от головы. Вдруг вы оказываетесь не такой крутой и собранной, как
рассчитывали. Я побывала по обе стороны закона, и вы не захотели бы идти по этой
дороге.
- Мне так и говорили. Друзья уговаривают меня простить, но это смешно. Слоан нет, и она
никогда не вернется, так что, какая разница, если я плету свои маленькие фантазии?
- Никакой, если вы не воплотите их в жизнь.
Произнеся эти слова, я увидела их применение. Маргарет не была совсем невероятным
кандидатом в шантажисты. Не око за око, а несчастье за несчастье.
- Дорогая, в воплощении в жизнь нет смысла, потому что игра закончится. Если я
откажусь от надежды на месть, то потеряю право на злобу, которая лучше, чем боль.
- Если бы вы нашли кассету, что бы вы сделали?
- Я бы прямиком отправилась в офис прокурора.
- Вы бы не подумали обменять свое молчание на двадцать пять тысяч?
- У меня и так есть все деньги, которые мне нужны. Чего у меня нет, так это
удовлетворения. Для этого, видимо, придется подождать.
- До каких пор?
- Пока последний кусочек не встанет на место, что бы это ни было. Пока что, я нахожу
способы чем-то заниматься. Звоню редакторам газет, беседую с журналистами. Рассылаю
копии статей о преступлении.
- Надеюсь, вы не возражаете, если я спрошу, зачем вы это делаете? Нет никакой тайны в
том, кто это сделал.
- Признаю, что со временем становится труднее вызывать интерес к истории. Иногда я