С каждым шагом люди расступались перед ним.
– Ваша семья владеет казино? – спросила я.
Аарон сбился с шага, хотя и лишь на секунду.
– Это так очевидно?
– Это все шелковая рубашка, – заговорщическим шепотом сообщил Майкл. – И ботинки.
Аарон остановился перед зеркальной дверью лифта.
– Обувь, значит, меня выдала, – с невозмутимым видом произнес он. – Конец моей карьере шпиона.
Ты ожидаешь, что люди будут принимать тебя всерьез, но ты умеешь посмеяться над собой.
Стоявшая рядом со мной Слоан рассматривала сына владельца отеля с таким видом, будто он только что просунул руку в ее грудную клетку и вырвал ей сердце.
– Я пошутил насчет шпионажа, – сообщил ей Аарон, улыбаясь более искренне, чем до этого Майклу. – Клянусь.
Слоан перебрала имеющиеся в ее памяти данные в поисках подходящей реакции.
– В этом отеле 4097 комнат, – сообщила она странно оптимистичным тоном. – А еще в «Мэджести» подается более двадцати девяти тысяч блюд в день.
Я повернулась к Аарону, готовая вмешаться, но он в ответ на попытку Слоан «поговорить» даже глазом не моргнул.
– Вы останавливались у нас раньше? – спросил он.
Этот вопрос почему-то сильно задел Слоан. Она молча покачала головой. С опозданием она вспомнила, что нужно ему улыбнуться – той же болезненно широкой улыбкой, которую она репетировала в самолете.
«Ты так усердно стараешься», – отметила я. Но все равно было непонятно, чего именно Слоан пытается добиться.
Двери лифта открылись. Аарон вошел первым и придержал дверь для нас. Как только мы зашли, он взглянул на Слоан:
– Все в порядке, мисс?
Она едва заметно кивнула. Двери лифта закрылись, и я слегка толкнула Слоан бедром. Через пару секунд она украдкой посмотрела на меня и толкнула меня в ответ.
– А ты знаешь, – радостно произнесла она, снова пытаясь поддержать разговор, – что лифты убивают всего двадцать семь человек в год?
Глава 8
В разрекламированном нам номере «Ренуар» было пять спален и гостиная, в которой могла почти целиком поместиться футбольная команда. Окна от пола до потолка занимали почти всю дальнюю стену, так что нам открывался вид на Лас-Вегас-Стрип, сияющую и неоновую даже при свете дня.
Лия уселась на бар, свесив ноги, и оценивающе осмотрелась.
– Неплохо, – сообщила она Майклу.
– Не благодари, – непринужденно ответил он. – Папе моему скажи спасибо.
Клубок тревоги, собравшийся в животе, начал медленно разворачиваться. Я не хотела ни за что благодарить отца Майкла – и в нормальных обстоятельствах он бы тоже не стал. Не говоря больше ни слова, Майкл прошел к главной спальне, явно выбрав ее для себя.
Дин встал у меня за спиной. Он осторожно положил руку мне на плечо.
– Здесь что-то не так, – тихо сказала я ему.
– Да, – ответил Дин, глядя вслед Майклу. – Что-то не так.
Мы со Слоан в итоге оказались в одной комнате. Выглянув с балкона, я задумалась о том, сколько времени ей понадобится, чтобы сказать, что именно не так.
А сколько времени понадобится мне, чтобы рассказать ей? Рассказать им всем? Я отогнала эти вопросы.
– Тебе часто снились кошмары, когда ты была дома? – тихо спросила Слоан, встав у меня за спиной.
– Иногда, – сказала я.
Сейчас, когда в деле об убийстве матери произошел прорыв, их станет больше. И Слоан будет рядом. Она будет рассказывать мне занимательные факты и статистику, пока я не усну снова.
«Дом – это не место», – подумала я. У меня перехватило горло.
– Мы спали в одной комнате в течение сорока четырех процентов прошлого календарного года, – задумчиво произнесла Слоан. – В этом году показатель пока нулевой.
Я повернулась к ней.
– Я тоже по тебе скучала, Слоан.
Она помолчала несколько секунд, а затем посмотрела на свои ноги.
– Мне хотелось ему понравиться, – призналась она, словно в этом было что-то ужасное.
– Аарону? – спросила я.
Вместо ответа Слоан подошла к полке, уставленной стеклянными безделушками ручной работы, и принялась сортировать их – от больших к маленьким, а объекты одного размера – по цвету. Красный. Оранжевый. Желтый. Она двигала их быстро и точно, словно играла шахматный блиц. Зеленый. Синий.
– Слоан? – спросила я.
– Он мой брат, – выпалила она. Потом на случай, если я не поняла, что она имеет в виду, она заставила себя перестать сортировать предметы, повернулась ко мне и пояснила: – Единокровный. Наш коэффициент родства – ноль двадцать пять.