В а с с а. Вон как страшно! Эх, Рашель, кабы я в это поверила, я бы сказала тебе: на, бери всё моё богатство и всю хитрость мою - бери!
Р а ш е л ь. Ну, это вы... врёте!
В а с с а. Да - не верю я тебе, пророчица, не могу поверить. Не будет по-твоему, нет!
Р а ш е л ь. А вы жалеете, что не будет? Да?
В а с с а. А вдруг - жалею? А? Эх ты... Когда муженёк мой все пароходы, пристани, дома, всё хозяйство - в одну ночь проиграл в карты, - я обрадовалась! Да, верь не верь, - обрадовалась. Он, поставив на карту последний перстень, - воротил весь проигрыш, да ещё с лишком... А потом, ты знаешь, начал он безобразно кутить, и вот я полтора десятка лет везу этот воз, огромное хозяйство наше, детей ради, - везу. Какую силу истратила я! А дети... вся моя надежда, и оправдание моё - внук.
Р а ш е л ь. Сообразите: насколько приятно мне слышать, что мой сын предназначен для оправдания ваших тёмных делишек... в жертву грязного дела...
В а с с а. Неприятно? Ничего, я от тебя тоже кое-что кисленькое слышала. Давай-ка чай пить. При девицах - сохраним вежливость, - так, что ли?
Р а ш е л ь. Не надо им говорить, что я приехала нелегально. И спор наш - не следует знать им. Они ведь ничего не решают.
В а с с а. Понятно - не надо!
(Поля в двери.)
В а с с а. Зови девиц. Кадета - скажи им - не надо. Тихо скажи, чтоб он не слышал. Самовар подашь. Иди. Вот как встретились мы, Рашель!
Ра ш е л ь. Неприятная встреча.
В а с с а. Что делать? Приятно - только дети живут, да и то недолго.
Р а ш е л ь. Мне всё-таки кажется невероятным всё это.
В а с с а (толкает ногой стул). Ну, как это невероятно?
Л ю д м и л а (вбегает, за ней идёт Наталья). Ой, кто, что? Рашель... Рашель!
Н а т а л ь я. Не телеграфировала - почему?
В а с с а. Натка спрашивать любит. Ей скажут: "Здравствуй", а она спрашивает: "Почему?"
Р а ш е л ь. Ты, Люда, не изменилась, всё такая же милая, даже как будто и не выросла за эти два года.
Л ю д м и л а. Это - плохо?
Р а ш е л ь. Конечно - нет! А вот Ната...
Н а т а л ь я. Постарела.
Р а ш е л ь. О девушке не скажешь - возмужала, но именно такое впечатление.
Н а т а л ь я. Говорят - созрела.
Р а ш е л ь. Это иное!
(Девицы обрадованы встречей, Рашель говорит устало, почти не отводя взгляда от Вассы. Сёстры усаживают её на тахту. Васса спокойна, сидя у стола, готовит чай.)
Л ю д м и л а. Садись, рассказывай.
Н а т а л ь я. Как Фёдор? Выздоравливает?
Р а ш е л ь. Нет, Фёдор - плох.
Н а т а л ь я. Зачем же ты уехала от него?
Р а ш е л ь. За сыном, за Колей.
В а с с а. А я его не даю за границу.
Л ю д м и л а. Раша, милая, какой он стал прелестный, Коля! Умный, смелый... Он в лесу живёт, в Хомутове. Замечательное село. Там такой сосновый лес.
Н а т а л ь я. Разве его перевезли из Богодухова?
Л ю д м и л а. Богодухово - тоже замечательное! Там - липовая роща, пасеки...
Р а ш е л ь. Оказывается, вы и не знаете - где он?
В а с с а. Идите к столу-то.
Р а ш е л ь. Расскажи, как ты живёшь?
Л ю д м и л а. Я - удивительно хорошо. Вот видишь - весна, мы с Васей начали работать в саду. Рано утром она приходит: "Вставай!" Выпьем чаю и в сад. Ах, Раша, какой он стал, сад!
(Анна вошла, молча здоровается с Рашелью, говорит что-то Вассе. Обе вышли.)
Л ю д м и л а. Войдёшь в него, когда он росой окроплён и весь горит на солнце... как риза, как парчовый, - даже сердце замирает, до того красиво! В третьем году цветочных семян выписали почти на сто рублей, - ни у кого в городе таких цветов нет, какие у нас. У меня есть книги о садоводстве, немецкому языку учусь. Вот и работаем, молча, как монахини, как немые. Ничего не говорим, а знаем, что думаем. Я - пою что-нибудь. Перестану, Вася кричит: "Пой!" И вижу где-нибудь далеко - лицо её доброе, ласковое...
Р а ш е л ь. Значит, счастливо живёшь, да?
Л ю д м и л а. Да! Мне даже стыдно. Удивительно хорошо!
Р а ш е л ь. А ты, Ната?
Н а т а л ь я. Я! Я тоже удивляюсь.
П р о х о р (выпивши, с гитарой). Б-ба! Р-рахиль!.. (Поёт.) "Откуда ты, прелестное дитя?" Ой, как похорошела!
Р а ш е л ь. А вы - всё такой же...
П р о х о р. Ни лучше, ни хуже. Остаюсь при своих козырях.
Р а ш е л ь. Веселитесь?
П р о х о р. Именно. Ремесло моё. Главное качество - простодушная весёлость. Это у меня от природы естества моего. Капитан Железнов - помер, так я для славы семейства и хозяйства - за двоих теперь гуляю.
Р а ш е л ь. Он - давно хворал?
П р о х о р. Это - верно, давно пора.
(Людмила смеётся.)
Р а ш е ль. Я неправильно спросила - долго хворал?
П р о х о р. Капитан? Он - не хворал. Он - в одночасье - пафф! И - "со святыми упоко-о-ой".
Н а т а л ь я. Дядя, перестаньте! Это - безобразие!
П р о х о р. Со святыми - безобразие? Ты, девка, не учи меня, молода учить! Откуда же ты явилась, разрушительница жизни? Из Швейцарии? Фёдор-то жив?
Р а ш е л ь. Жив.
П р о х о р. Плох?
Р а ш е л ь. Да, плох.
П р о х о р. Нестойко потомство Железнова, мы, Храповы, покрепче будем! Впрочем, сын твой, Колька, хорош, разбойник! Приметливый. Как-то мы с Железновым поругались за обедом. На другой день я здороваюсь: "Здравствуй, Коля!" А он: "Пошёл прочь, пьяная рожа!" Убил, А утро было, и я ещё трезвый... Что же вы тут делаете? Чай пьёте? Чай только извозчики пьют, серьёзные люди утоляют жажду вином... Сейчас оно явится. Портвейн, такой портвейн, что испанцы его не нюхали. Вот Наталья знает... (Идёт. Васса навстречу.)
В а с с а. Что там в клубе случилось?
П р о х о р. В клубе? А ты откуда знаешь?
В а с с а. По телефону.
П р о х о р. В клубе - драка на политической почве. Очень просто.
В а с с а. Снова о тебе в газете напишут?
П р о х о р. Почему - обо мне? Я один раз ударил. Он - на Думу лаял, ну, а я его - по морде.
В а с с а. Послушай, Прохор...
П р о х о р. Сейчас приду. И буду слушать, как (поёт): "Не искушай-ай меня без нужды-ы..."