— Понимаю. Испытания, выпавшие на вашу долю, нелегки… но вы не знаете, какая сила скрыта внутри вас, — доктор ободряюще улыбнулся. — Поверьте мне, в ваших силах обрести счастье и развернуть вашу жизнь туда, куда вы хотите. Вы так молоды! У вас всё впереди, поверьте. Не хотите ли обсудить со мной ваши горести? О, уверяю вас, все будет в высшей степени пристойно. За всеми личными сеансами наблюдает две звездные сестры, и хоть они не могут ничего слышать, видеть они будут всё. Я был бы особенно рад помочь именно вам. Я чувствую потребность в этом, но не хочу быть навязчивым.
На одну короткую секунду Илоне вдруг стало страшно от мысли довериться чужому человеку, но доктор смотрел на нее тепло и немного печально. В самом деле, почему нет? Если, и правда, все будет происходить на глазах звездных сестер… Плата не так высока, чтобы она не могла позволить себе лечение. Не больше новой книги по исчислению фигур, которая пришла в прошлом месяце. А проку от доктора будет намного больше, чем от наук, которые так и не дали ей главный ответ: что же теперь делать?
Время сеанса назначили вечером в воскресенье, послезавтра.
Глава 8
Казалось, эти два дня никогда не кончатся. Она кормила ребенка, ходила с люлькой по опостылевшей улице, сидела в саду, глядя на куст жимолости, о чем-то говорила с Люси… Распечатала письмо от мэтрессы Скотт — та заболела в дальнем селении, но обещала скоро поправиться.
Люси, казалось, задалась целью вывести Илону из себя. Она вертелась рядом больше обычного, и даже белье к прачкам не понесла сама, а с кем-то сговорилась.
— Госпожа, рыбу привезли. Вам что-нибудь особое купить?
— Купи, что знаешь.
— Еще креветки есть. Хотите?
Илона пожала плечами. Какая разница.
— Еще вот что хотела сказать, — не унималась Люси. — Мэтресса Скотт письмо прислала госпоже Эббот. Приболела она.
— Я знаю. Не беспокой меня больше.
Закрывшись в спальне, она легла на кровать и уставилась в потолок. До встречи с доктором Алитруэ еще четыре часа.
Вечером, спускаясь вниз, она слышала голос госпожи Эббот — та за что-то бранила дядюшку Фирца. Увидев Илону, он церемонно поцеловал руку сердитой даме сердца, надел цилиндр и повел Илону к кэбу.
— Не понимаю, — ворчал дядюшка Фирц, когда они сели. — Отчего моя милая Кара ополчилась на доктора Алитруэ? Такой умный человек, и ведь правда поговоришь с ним — и на душе легче становится.
— Вы рассказываете ему все, что у вас на душе?
Дядюшка Фирц тихо рассмеялся и покачал головой:
— Нет, разумеется, нет. Но ему и не нужны мои тайны. Умный человек, очень умный.
Илону попросили подождать, пока доктор закончит с предыдущим посетителем. Они с дядюшкой Фирцем сели в полутьме, и Илона почувствовала, что дрожит. Что станет делать доктор? Как он лечит? И поможет ли ей?
В дальнем конце стояла ширма, полупрозрачная в верхней части; звездным сестрам было хорошо видно происходящее — таким образом приличия были соблюдены. Одна из сестер показала ей, куда идти, и уселась на стул рядом с другой.
— Проходите, располагайтесь. Не бойтесь ничего, — доктор встретил ее за ширмой и помог устроиться в одном из кресел, а сам занял другое.
Между креслами расположился столик со свечами. Доктор погасил все свечи, кроме одной, прямо перед Илоной.
— Госпожа Кларк, вы верите мне?
— Д-да… да. Я верю вам, доктор.
— Мы сейчас начнем сессию. Вы будете осознавать все, что происходит. Вы будете все помнить. Я не маг, я не использую никаких запрещенных артефактов. Все, что вы мне скажете, вы скажете по доброй воле и без принуждения. И конечно, все сказанное останется между нами.
Его голос успокаивал. Если бы он лгал, это бы уже всплыло, не так ли? Илона ежедневно прочитывала городские газеты, все три, но если и встречала упоминания о докторе, то исключительно восторженные.
Доктор подался вперед, и его лицо выплыло из сумрака.
— Закройте глаза.
Илона послушно зажмурилась.
— Нет-нет, не сжимайте веки так сильно, просто прикройте. Здесь не произойдет ничего дурного. Расскажите, что вас беспокоит.
Илона испугалась. Рассказать? Все? С самого начала? Она уверена, что доктору Алитруэ можно доверять, он хороший человек, это видно! Но снова пережить тот вечер?
— Вами правит страх, не так ли? Я был прав, у вас болит душа. Нет-нет, не нужно ломать себя, дитя мое… Я могу вас так называть? — Илона кивнула. — Для начала расскажите, что вы чувствуете.
— Тоску, — еле слышно ответила Илона. — Моя жизнь… все переменилось не по моей воле. Я одна, с ребенком… Я живу, как решили за меня мои… то есть другие люди. У меня впереди нет ничего, совсем ничего.
— Я понимаю вас. Жить не своей жизнью — нелегкая участь. Я сочувствую вам, дитя.
— Мне стыдно, — призналась Илона и поднесла ко рту платок, словно он мог удержать рвущиеся изнутри рыдания. — Меня уберегли от… от больших неприятностей. Мою судьбу устроили, как принято в высшем… в нашем кругу, но никто не интересовался, нравится ли мне такая жизнь. Я будто саквояж без ручки. Меня упаковали, забросили на полку в вагоне второго класса, и куда-то везут, не спрашивая… кому придет в голову разговаривать с саквояжем⁈
Голос зазвенел, горло сдавило, но Илона постаралась взять себя в руки. Должно быть, ее последние слова прозвучали нелепо, но на лице доктора не было и тени насмешки.
— Поплачьте, дорогая, поплачьте, это освобождает, — и когда из глаз Илоны потоком хлынули слезы, доктор продолжил: — Вернитесь к себе здесь и сейчас, дитя моё. Вам пришлось нелегко, но вы живы. У вас есть руки, у вас есть ноги, у вас есть голова, вы не саквояж, вы человек, вы молодая женщина, у вас все будет хорошо, вы преодолеете тоску и боль, все еще будет…
Илона не могла уловить смысла с словах доктора, но журчание его речи успокаивало. Слезы кончились. В самом деле, ей стало легче.
Доктор говорил, говорил… о чем-то спрашивал, и вновь говорил… Илона пожаловалась на чувство вины из-за того, что ради нее родители потратили крупную сумму и рискнули положением в обществе, но открыться, из-за чего им пришлось пойти на такие меры, все-таки не осмелилась. Доктор будто ничего не заметил.
— Вам нечего стыдиться, — говорил он. — Родители помогли вам из любви, вы им благодарны. Но разве это обязывает вас жить по их правилам? Разве вы сами этого хотите?
Нет, она не хотела, и доктор понял ее. Доктор ее понял! Какое счастье — говорить с понимающим человеком!
Илона улыбнулась сквозь слезы и вдруг вздохнула полной грудью, кажется, впервые за много месяцев. Вернее, попыталась вздохнуть — мешал проклятый корсет. И так всю жизнь! Чужие правила, чужие законы даже дышать не дают!
Доктор смотрел на нее с теплой и немного грустной улыбкой.
— Доктор, это чудо! Мне действительно легче. Я чувствую себя беззаботной, никому не обязанной!
— Боюсь, это ненадолго, — покачал головой Алитруэ. — К сожалению, тоска так просто не отступит. Но вы всегда можете прийти ко мне снова. Возможно, мы доберемся до причины ваших мук.
— Да! Непременно! Доктор, я могу прийти завтра?
— Завтра? Хм… Мне нужно уточнить расписание.
Они вышли из-за ширмы, доктор шепнул звездной сестре пару слов, и та достала блокнот. Да, действительно, завтра у доктора есть свободный час. Илона едва не запрыгала от радости. Доктор улыбнулся:
— Все хорошо, мы скоро увидимся. А сейчас ступайте, дорогая. Передайте мой поклон господину Фирцу.
Люси и госпожа Эббот, ожидавшие в гостиной с видом наставниц пансиона, которые застукали подопечных за неподобающим занятием, весьма удивились, увидев умиротворенную Илону с тихой улыбкой. Та, глядя словно сквозь них, поздоровалась, извинилась и ушла наверх.
— Может, он и ничего, этот дохтур-то, а? — услышала Илона, закрывая дверь.
Доктор был ничего. Очень ничего. Какое счастье, что он приехал сюда. Сейчас Илоне казалось, что если бы случай не привел доктора Алитруэ в Шинтон, она бы, наверное, умерла от тоски через месяц-другой.
Впрочем, как и предсказывал доктор, вскоре Илону вновь захлестнули мрачные мысли, и едва ли не сильнее прежнего. Она то плакала, то злилась, то сидела, глядя в одну точку. Люси что-то беспокойно говорила о ребенке, но Илона не понимала ее. Она кормит Ларри и гуляет с люлькой на колесах, что им еще нужно? И что изменится, если она споет ребенку песенку или расскажет ему стишок?