Полог из веток стал подниматься все выше и выше. Уже можно было выпрямиться во весь рост. И мне вдруг померещилось, что кто-то стоит между двух елок. Стоит и не двигается. Спиной. Прислонившись. Застыв.
Я закричал:
- Славик!
Нина Васильевна схватила меня за рукав.
Я услышал возглас проводника:
- Рядом, Серый.
Собака ходко бежала и при этом будто чертила носом по земле. Теперь Серый остановился, сразу застыв в какой-то такой позе, которая должна была изображать всей его собачьей фигурой: «Что за крик? Что произошло? Не понимаю».
- Не надо нервничать, - негромко сказал проводник. И добавил: - Сухое дерево.
А Славина мама заплакала и несколько раз повторила, как бы для себя:
- Сухое дерево. Сухое.
Эти ничего не значащие слова почему-то очень больно отозвались во мне.
Мы пошли дальше. И Серый снова был впереди, идя напролом, через ямы и кусты.
Теперь я смотрел во все глаза и изо всех сил старался разглядеть, что передо мной, чтобы еще раз так, с бухты-барахты, не вскрикнуть. Мне очень хотелось, чтобы из-за кустов показался Слава, подбежал к нам и стал рассказывать, как все это с ним случилось. Какое это было бы счастье!
Но нет: впереди не было ничего, кроме темно-зеленых ветвей, часто спутанных в один сплошной заслон. А разрывы между деревьями были угольно-черные, будто бездонные, бесконечные.
46
Казалось, что лес становился все гуще и гуще, что огромные еловые лапы нарочно клонятся, чтобы задержать нас. Все вокруг будто восставало против людей, идущих на выручку Славе: свет угасал, молодые деревца и те дрались - хлестали нас прямо по лицу, низкие пеньки оказывались трухлявыми: наступил - и нога проваливалась. Все чаще попадались болота.
Неожиданно закуковала кукушка. Я вспомнил, что на эту птицу загадывают: сколько раз прокукует, столько лет прожить на свете тому, кто загадал. Гадают, конечно, больше старые люди: они, бывает, пустым приметам верят, им и жить поменьше осталось. Сколько им кукушка ни нагадает, и на том спасибо. А я - стыдно сознаться - в тот раз загадал: накукует десять раз - найдем Славика. А если не дотянет…
Мы шли, а я считал:
«Ку- ку, ку-ку, ку-ку!…»
…Три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…
Тишина. Замолчала проклятая птица. Ну, чтобы ей еще два разика прокуковать. Нет же. Молчит.
Задумавшись, я почувствовал вдруг, что земля меня не держит, - под ногами запружинило болото. Наступил на горушку, и красными пятнами расплылась раздавленная клюква.
- Правее держи! - крикнул мне Яков Павлович.
Мы шага не сбавляли. Проводник шел очень быстро, а мы, если надо было, бегом догоняли его.
Неожиданно Серый заметался, дернул поводок то вправо, то влево, потом виновато опустил голову и лег, вытянув передние лапы.
- Тут прошел крупный зверь, - сказал проводник.
- Что?! - выкрикнула Славина мама. - Зверь? Медведь?
Я хотел ее успокоить, но не знал, как это сделать.
Проводник не ответил. Он гладил Серого, протер ему глаза чистым носовым платком и снова дал понюхать Славину рубашку.
Проводник все чаще и чаще нагибался к собаке и говорил ей:
- След! Серый, след.
Иногда этот пожилой сухопарый человек приседал на корточки так, что казался ниже Серого. Однажды он ткнул пальцем в траву и сказал: «Ищи». Серый совсем низко пригнул голову и бежал так близко к земле, как летчик в бреющем полете ведет самолет.
- Хорошо, Серый, хорошо, - подбадривал его проводник.
Теперь не было никаких сомнений, что проводник и Серый - друзья, которые понимают все с полуслова и всеми силами хотят помочь один другому. В минуты трудностей и сомнений Серый отрывал нос от земли и поднимал глаза на проводника с такой любовью и преданностью, что я понимал: эта собака пойдет за своим проводником куда угодно - хоть на смерть.
В лесу становилось темно.
«Еще час- полтора, и надо будет возвращаться, - подумал я. - В темноте тут и шага не сделаешь».
У меня только промелькнула об этом мысль, а проводник сказал, будто ответил на то, о чем я подумал:
- Белые ночи - и то счастье. Темноты настоящей не будет, только сумерки.
- Да, да, конечно! - воскликнула Нина Васильевна так, будто эти белые ночи могли спасти Славку.
А проводник все возился с собакой и, казалось, не то расчесывал ей шерсть, не то шептал ей что-то. Он брал Славины чулки и курточку и снова подносил их к черному собачьему носу.
Серый приподнял умную морду, встал на ноги, порыскал по сторонам, натянул поводок и ринулся в глубь леса.
В эту пору сумерек лес словно насторожился и приумолк: ни птичьего голоса, ни свиста ветра - тишина. Только наши шаги, хруст ветки под ногой и дыхание идущего с тобой рядом.