От работы над «Свадьбой» отвлекали факторы разные — и нездоровье, и другие заказы, как интересные, так и неинтересные. Например, в 1983-м позвонили как-то из Москвы и предложили написать музыку к спектаклю, посвящённому 1000-летию Крещения Руси. Гаврилин в тайне надеялся, что об этой идее все позабудут и ничего писать не придётся. Потому что над ним «висели» и «Пастух и пастушка», и «Свадьба», и второй «Вечерок», и «Утешения», и… Ожидания оправдались: спектакль в Большом театре не состоялся по неизвестным причинам.
А насчёт Рубцова, которого упоминает Наталия Евгеньевна, — он тоже числился в ряду проектов. Замысел Хорового действа с симфоническим оркестром на стихи Н. Рубцова (работал над ним в 1981–1999 годах) родился из огромной любви к его поэзии.
В интервью от 11 марта 1993 года Валерий Александрович отмечал: «Я восхищаюсь творчеством этого поэта. Рубцов всё-таки великий поэт. С каждым годом убеждаюсь в этом больше и больше. Его дарование необъяснимо. Это от Бога. Такой молодой человек — и такие глубокие чувства, прозорливость, пророчество. Завидую тем, кто пишет музыку на его стихи. У меня просто рука не поднимается. Есть два поэта, на стихи которых очень бы хотел написать музыку, — Пушкин и Рубцов. Хотел бы, но очень боюсь» [19, 346].
10 апреля 1998 года к Гаврилиным приехали В. Васильев и А. Белинский. Обсуждали возможные спектакли: по Л. Андрееву («Иуда Искариот»), по И. Бунину («Тёмные аллеи», лирический спектакль) и по Н. Рубцову. О последнем Гаврилин своим собеседникам рассказал: «Не по стихам, а по легендам о нём. Одна из них — о том, как они поехали на рыбалку, вспоминает В. Астафьев. Расположились у подножия холма. Солнце сияет. Рубцов исчез куда-то. И вдруг видят Рубцова: он спускается с холма в лучах солнца. Сияние всё шире и шире, он подходит к ним и начинает читать стихи. Такие стихи, что у них слёзы на глазах. Потянулись к стаканам; солнце зашло, и никто не смог вспомнить эти стихи. И сам Рубцов их забыл. Снизошло Божественное и ушло» [21, 553–554].
В тот же вечер Гаврилин проиграл гостям весь второй «Вечерок» и ещё — вальс из будущего сочинения по Рубцову, отметил: «Он у меня не помещается в Рубцова» [Там же]. Тогда решили сделать из вальса двадцатиминутное балетное действо и после, возможно, «фильм-балет». Композитору идея понравилась, он сразу вспомнил, что нечто подобное было у Равеля. Но ни «Вечерок», ни вальс никто не догадался записать.
Ничего из тех спектаклей не состоялось (хотя Белинский и говорил, что будет договор на 10 тысяч долларов — потом ни договора, ни долларов).
Но идея Гаврилина не покидала. И вот однажды (3 октября 1998 года) во время прогулки остановился и спросил у жены: «Как ты считаешь, можно ли написать музыку на стихи Рубцова «По правую и левую сторону»?
А если возможно, то какая она может быть?
— Возможно ли в принципе — не знаю, но если да, то она должна быть «отстранённой».
— А ведь можно быстро сочинить. — И Валерик напел какую-то банальную мелодию с рубцовскими словами.
— Тут должно быть озарение.
— Вот уже полгода бьюсь, но оно на меня не находит.
— Ну, лишь бы как ты не напишешь. Или это будет замечательно, или вообще не будешь писать.
— Да, наверное, не напишу» [Там же, 568].
А 15 ноября, когда уже не было никакой надежды на спектакль, снова вдруг позвонил В. Васильев, стал говорить 430 о рубцовском вальсе. Композитор ответил, что уже разуверился во всех договорённостях и вальс включил в другой опус. Тогда Васильев сообщил, что он завтра улетает в Париж, но если Гаврилин приедет в Москву — он сразу вернётся, и они всё решат. Увы, ничего решить они не успели: свой чудесный вальс Гаврилин унёс с собой. И каким мог быть большой спектакль по легендам о Рубцове, мы тоже никогда не узнаем.
Интересно, что определённым плюсом рубцовской истории стало одно «фотографическое знакомство». Ещё в 1986 году в Университете филологи готовили конференцию, посвящённую творчеству Николая Рубцова. Валерия Александровича попросили написать небольшой очерк о своем земляке[213]. За текстом пришёл заведущий фотолабораторией ЛГУ Анатолий Пантелеев. Он сфотографировал Гаврилина, а потом решил стать его домашним фотографом-летописцем. Многие снимки дошли до нас именно благодаря Пантелееву (он же оформлял и гаврилинские фестивали).
Ещё о театральных замыслах. 18 декабря 1993 года Гаврилин предложил Галине Вишневской сыграть главную роль в опере «Кума» по сказу Ф. Господарёва (либретто А. Шульгиной). Предполагалось использовать изменившийся, «возрастной» голос певицы, иными словами, в этом спектакле она должна была предстать в новом качестве. Идею всецело поддерживал А. Белинский, и Галине Вишневской она тоже очень понравилась. Стали искать спонсоров, но, увы, они не нашлись.
Иногда поступали предложения от режиссёров. Так, Л. А. Пчёлкин однажды сказал Гаврилину, что очень хотел бы снимать сериал с его музыкой, попросил подсказать сюжет. Валерий Александрович подсказал «Петербургские трущобы» В. Крестовского, режиссёр этот вариант одобрил, поблагодарил. А потом начал снимать «Петербургские тайны» (1994) и выбрал в качестве композитора А. Петрова, а Гаврилину даже не удосужился позвонить.
Был у Валерия Александровича интересный замысел музыкального спектакля по дневникам и повестям Б. Шер-гина[214]. С предложением он обратился к актёру Кириллу Лаврову (тот мог бы исполнять роль ведущего). Лавров обещал подумать и позвонить, но в итоге этого не сделал. События эти происходили уже в 1995 году, когда многим деятелям искусства было не до искусства — жизнь в новой стране преподносила слишком много сюрпризов.
О своём состоянии в этот период Гаврилин как-то сказал: «Всё думаю, ломаю голову, как выбраться из той дыры, в какую я попал: полная невостребованность, отсутствие возможности исполняться и реализовывать свои планы. Одно только знаю: ни на какие компромиссы я не пойду. Не могу, иначе я не смогу ничего делать, сочинять. Это буду уже не я. Это как бритва. Она толщиной в микрон, а сделай её чуть потолще — она и брить не будет, и резать ею ничего нельзя, — так и я» [21, 479].
От многих чуждых ему предложений композитор отказывался, но была у него одна постоянная мысль. Он хотел создать сочинение под названием «Махбнька» по Ф. Абрамову, посвящённое великой пинежской песеннице и сказочнице Марии Дмитриевне Кривополеновой, которую Махбнькой прозвали за её малый рост.
213
Гаврилин написал: «Творчество Рубцова я понял не сразу. Только года через два после его гибели. Я думаю, это оттого, что его духовный, душевный мир был гораздо богаче, ярче и сильнее, чем мой. С годами мой жизненный опыт привёл меня к Рубцову — и теперь в современной русской поэзии нет поэта более для меня дорогого, чем Рубцов. <…> Теперь я очень страдаю оттого, что не могу найти музыкального ключа к раскрытию тайн его поэзии в музыке. <…> Мечтаю написать истинно рубцовскую музыку — надежда на то, что однажды это у меня получится, помогает мне жить и трудиться и лучше, старательнее сочинять и всю остальную мою музыку» [19, 271].
Рубцова, кстати, очень любил и Г. В. Свиридов. В одной из своих Тетрадей сказал о нём: «Николай Рубцов —
214
Ещё до этого, кстати, в 1984 году, в числе замыслов фигурировал телефильм «Сказы Б. Шергина». Эта задумка тоже не была реализована.