Разумеется, как и многих других композиторов, Гаврилина в те трудные для отечественной культуры годы явно сковывала существующая цензура. Текстовая составляющая вокальных сочинений особенно часто подвергалась цензурированию. Вероятно, нежелание Гаврилина писать вокальную музыку объяснялось также и этой причиной.
Но был ли Гаврилин готов поменять профессию, начать анализировать чужие произведения и выносить свои суждения? Скажем откровенно: ни в одной заметке Валерия Александровича не сказано, что он когда-либо мечтал стать музыковедом, критиком и преподавателем музыкально-теоретических дисциплин. Переход на другую кафедру был явно вынужденным.
А как он относился к теоретикам и историкам музыки и к их благородному труду? Гаврилин очень ценил исследования Б. В. Асафьева и А. Н. Сохора (именно Арнольду Наумовичу принадлежит первый серьёзный анализ гаврилинских опусов[62]), Е. М. Орловой и П. А. Вульфиуса, Ф. А. Рубцова и Н. Л. Котиковой, А. Н. Должанского, С. Н. Богоявленского и Г. Т. Филенко. Изучал работы своих педагогов по чтению партитур — А. Н. Дмитриева и И. Б. Финкельштейна. Переписывался и созванивался с московскими музыковедами — Г. А. Поляновским (который одним из первых обратил внимание на творчество Мастера), А. Т. Тевосяном, Н. А. Шумской, Е. М. Ольхович, Т. Н. Грум-Гржимайло[63]. С удовольствием давал интервью О. И. Доброхотовой[64].
Однако штампов в музыковедческих текстах не переносил и не раз высмеивал косность языка и мышления критиков. «Я знавал очень хорошо одного музыкального рецензента. Он имел вульгарнейшую голову и славу человека с безупречным вкусом, поскольку за свою многолетнюю деятельность ни разу не написал того, что думает на самом деле. <…> Кстати, что такое критика? Это очень лёгкий вопрос. <…> Критика <есть> сотрясение воздуха, вызванное недовольством. <…> В лучшем случае критик (музыковед) разбирает музыку по косточкам, обнажает все секреты музыкального сочинительства. В худшем — польстит или поругает, т. е. выразит более или менее складно, что и без того всегда чувствуется. Зачем? Для статистики» [20; 54, 57].
Гаврилин оставил множество ироничных замечаний о музыковедах и их трудах[65]. Вот некоторые из них: «Музыковед попал в армию, где вскоре стал командовать ротой. Однажды приехал полковой командир проинспектировать его роту. «Здравствуйте, товарищи!» — приветствовал полковник солдат. Солдаты ответили вразнобой и подняли ужасный гам. «Вы что, не научили их отвечать вместе?» — спросил полковник ротного. «Параллельное движение всех голосов, — бодро отвечал тот, — приводит… И т. Д.». // «Подстасовать факты. Рассоллертировать музыку» [обыгрывает фамилии В. В. Стасова и И. И. Соллертинского] // «Музыка раскрывала характеры действующих лиц так глубоко, что исполнители никак не могли добраться до сути» // «Дирижёр поднял палочку — и чарующие звуки полились в зал!!! Стоило писать об этом в двух случаях — если бы звуки не полились или бы палочка была в полпуда» // «(О 13-м квартете Шостаковича. Статья С. Богоявленского). Придал квартету столь глубокое значение, что хотелось в этом квартете немедленно утопиться» [20; 39, 40, 89, 101, 152].
А вот о музыковедческих клише: «…Тонкий, глубокий, умный, думающий музыкант. Вариант. Тонок, но не глубок, умный, но не думающий. Не тонок, но глубок, не умён, но думающий» // «Произведение N отмечено чертами народности. Из других черт следует отметить черты тактовые, которые красной нитью проходят через всё сочинение…» // «Темы вступили в противоборство, но это было чистое недоразумение, происшедшее по недосмотру автора — делить им было абсолютно нечего» // «Муза Каведова: «Появление на свет [произведения] композитора Дроздова-Чёрного несомненно его большая удача — я имею в виду произведения. Из других черт надо отметить тактовые» // «Малая художественность и большая» [20; 38, 76, 147, 178].
Или — описание работы музыкального критика: «Стереотипные восторги, стереотипные упрёки, стереотипые пожелания. Газетные рецензии часто пишут заранее. Уже сейчас многие музыковеды могут перенять опыт работы американского телеграфа и составить свои статьи и выступления так: выражение № 3, похвала № 17, эпитет № 114-а, восторг № 19-бис (см. «Полный свод выражений практикующего музыковеда»). Нередко лектор выходит на эстраду, почти не зная исполняемого сочинения, или же вообще смотрит на лекторскую работу как на бородавку у лягушки» [19, 37].
Встречаются и некоторые выдуманные (или правдивые?) диалоги редактора с композитором. Например:
«— А перед этой пьесой мне хотелось бы поставить: «Посвящается моей жене Наташе».
— Почему именно жене Наташе? У Вас, что — есть жена Люда? Или ещё жена Оля? У Вас что — есть много жён?
— Да нет, нету.
— Тогда это посвящение звучит неясно.
— Ну, тогда пусть будет просто: посвящается жене.
— Жене? Какой жене? Это опять звучит неясно. Какой именно?» [20, 178].
И ещё одно изречение (из разряда убийственной критики): «Музыковеды — как вьюнки: чтобы возвыситься (подняться), им нужно уцепиться за что-то высокое» [20, 234].
И тем не менее Гаврилину предстояло стать музыковедом. Переходу на новое отделение предшествовали фольклорные экспедиции, которым суждено было сыграть важную роль в творческой биографии композитора. Первой экспедицией руководила замечательный учёный-фольклорист Наталья Львовна Котикова[66].
Вокруг Натальи Львовны всегда группировалась творческая молодёжь, в том числе будущие известные композиторы — В. Гаврилин и Г. Белов, М. Слонимский и Т. Воронина, и многие другие. Она заражала своей любовью к народной песне, под её руководством нельзя было не увлечься трудным делом собирания фольклора. И вот Гаврилин пишет супруге из Опочки: «20 минут назад сделал первую запись частушки «Под два слова» — страшно оригинальная и заразительная музыка, которая действует на «скобарей» как рок-н-ролл на стиляг. Сейчас 13 часов, в 14 идём в парк слушать самодеятельность — может, кое-что словлю интересное. В 20 часов идём к «показателю местного фольклора», как его назвали в местном ДК, — старик Ильин: певец, баянист, гармонист и мастер по ремонту музыкальных инструментов» [21, 41].
Для Гаврилина эта экспедиция, конечно, стала настоящим открытием. Во-первых, обучение новому делу: записывать народные песни, подготавливать, уговаривать народных исполнителей, чтобы они согласились спеть. Порой приходилось проводить долгие беседы, а иногда и поставить «маленькую», чтобы создать соответствующее настроение. Во-вторых, — вспомнились родные деревни, их гармонисты и песельницы.
Каждый день композитор вёл дневник, в котором фиксировал все свои впечатления, а их было — море. Кое-что вошло в книгу «О музыке и не только…»: «Псков. Пьянство — пьют так, как в старину и не снилось — пьют старики, парни, старухи, девушки. 3 старухи распили 1 литр водки и спокойной спортивной походкой разошлись. Запивают пивом. <…>
ИЛЬИН — мощный, здоровый 55-летний кулак с лысиной и заискивающей хитрой постоянной усмешкой. Прощелыга. Тонко чувствующий настоящий народный жанр. Большой музыкант.
ЗУЕВ Иван Дмитриевич. Свистел из опер и оперетт. Сейчас свистит только народные песни. Собственно псковские знает мало, но кое-что знает. <…> Сейчас у него вырван зуб, соглашается свистеть, только если ему вставят зуб за гос<ударственный> счёт. Дядя вообще хороший, больше пролетарий. Находится в простодушном восторге от своих успехов, как и все другие, подобные ему, самодеятели. Имеет кучу дипломов из Министерства культуры РСФСР и СССР, подаренный патефон <…> Свист ему ставил проф<ессор> С-Пет<ербургской> консер<ватории> Миклашевский, живший на Лиговке.
В 1931–1932 году [Зуев] занимался с Шостаковичем <…> Встречался и выступал с Юрьевым, Мариной Семёновой, Лемешевым, Козловским, Касторским, Печковским.
62
Так, его статья «Две «тетради» Валерия Гаврилина» была опубликована ещё в 1965 году в «Советской музыке» (№ 11). В 1977 году вышла статья с поэтическим названием: «Певец добрых чувств» // Советская культура. 1977.29 марта.
63
Развёрнутое письмо с ответами на вопросы Т. Н. Грум-Гржимайло (24 ноября 1982 года) можно прочесть в книге «Слушая сердцем…». СПб., 2005. С. 153–156. Там же есть более раннее (от 9 марта 1965 года) ответное послание к Н. А. Шумской — С. 20–22.
64
65
Есть, кстати, не только шуточные высказывания, но и критика. Например, такая: «И отечественные, и зарубежные истории музыки составлены крайне плохо. Ориентируясь только на пиковые явления творчества, не учитывая серьёзно работу сотен так называемых второстепенных композиторов, наши истории придают ходу развития музыки характер постоянных взрывов, революций, тогда как ход этот — строго эволюционный.
Познакомился с соч. Кунилу и Герна — поразительно. Я увидел Шумана и Мендельсона за 200 лет до их рождения» [20, 252].
66
Н. Л. Котикова (1906–1981) в течение многих лет возглавляла Ленинградское отделение Музфонда при Союзе композиторов. Автор статей о народной музыке и составитель сборников русских песен, в том числе: «Русские частушки» (Л., 1956), «Русские частушки, припевки, страдания» (Л., 1961), «Гдовская старина» (Л., 1962), «Псковские народные песни» (М., 1966). Наталья Львовна стала большим другом Гаврилина. Именно она, например, в 1966 году добилась для него получения долгожданной и остро необходимой квартиры. Сделать это было отнюдь не просто, поскольку Гаврилин на тот момент времени проработал в Союзе композиторов чуть больше года, и квартира ему не полагалась. Тем не менее — жильё было получено.