На этом мы пока завершим разговор о театре. Вернёмся к нему позже — в связи с шекспировской историей. Ведь не может же настоящий театр обойтись без Шекспира!
Очерк 12
ТРИ ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫХ ЗНАКОМСТВА
В 1968 году в жизни Валерия Гаврилина произошло знаковое событие. Кинорежиссёр Вадим Михайлов снимал на «Ленфильме» картину «В день свадьбы» (по В. Розову). Это был первый фильм Михайлова, он находился в состоянии творческих поисков и, конечно, среди прочего много думал о музыкальном оформлении. Звукорежиссёр И. Вигдорчик, работавший вместе с Гаврилиным над фильмом «На диком бреге», предложил Михайлову обратиться именно к Валерию Александровичу.
Режиссёр пригласил композитора на «Ленфильм», «но не в студию, как мы думали, — уточняет Наталия Евгеньевна, — а в общежитие. Мы приехали в его жилище, которое в основном было обставлено мебелью, уже использованной в фильмах. Сильное впечатление, которого Валерий не мог скрыть, на него произвели два массивных деревянных стула (из фильма «Гамлет»)[133]- На одном из них сидела молодая женщина с вьющимися волосами до плеч, высоким лбом, с плотно сжатыми губами и проницательными глазами. «Знакомьтесь: это моя жена Альбина», — сказал Вадим. «Шульгина», — добавила она. Её взгляд, устремлённый на Валерия, как бы спрашивал: «Какой ты? А что ты можешь в кино?»
Вадим стал рассказывать подробно Валерию о фильме, какая музыка нужна, что песня должна быть обязательно. Валерий задавал ему вопросы, видимо, что-то сказал смешное, потому что Вадим громко засмеялся, и напряжённая поначалу обстановка разрядилась. Альбина внимательно прислушивалась к их разговору, и когда Вадим сказал, что теперь нужно только найти поэта, прозвучало: «Не нужно поэта — стихи буду писать я». Сказано это Альбиной было очень решительно. Валерий повернулся к ней, в глазах его был немой вопрос» [21, 122].
А потом Михайлов всё разъяснил. Дело в том, что Альбина Шульгина была поэтом, училась в Литературном институте в Москве, а в 1964-м пришла работать на «Ленфильм» сценаристом. Она дала себе обещание, что больше стихов писать не будет, но, пообщавшись с Гаврилиным, вдруг поняла, что он ей очень близок и что она хочет быть его соавтором.
Они создали песню для женского голоса a capella — «Сшей мне белое платье, мама» («Песня девушки»). В фильме её исполняла Герта Юхина. Позже это сочинение обрело широкую известность — прежде всего благодаря тому, что его в свой репертуар включила Мария Пахоменко. Об этой певице Гаврилин писал: «У неё есть своя вера, которую она отстаивает со всей силой и убеждённостью таланта. Корень этой веры в любви к русской национальной песенности. Отсюда и неповторимость её художественного облика, не нуждающегося во взятых напрокат окладах. И вместе с тем — та особенная похожесть, по которой узнаём мы в народившемся молодом близкие и дорогие черты уходящего. <…> Мне никогда не приходилось наблюдать, как Пахоменко работает, все мои, например, песни она готовила совершенно самостоятельно — но исполнение их было именно таким, какого я хотел, а иногда и гораздо лучше. <…> С годами прибавляется грусти. Чаще оглядываешься в молодое-прожитое, острее ощущаешь каждый оставленный позади день, нежнее делаешься ко всему, что связывает тебя с юностью. И, пожалуй, ничто так не тревожит душу, как пение, как чистый весенний голос, явившийся как будто из твоего далёка и посейчас живущий рядом с тобой. Таков для меня голос Марии Пахоменко» [19, 77–79].
Именно такой тембр — лёгкий, звонкий, без «драматического» оперного вибрато, без новомодных эстрадных эффектов — был необходим в равной мере и песням Гаврилина, и стихам Шульгиной. Альбина Александровна с поразительной точностью почувствовала гаврилинскую интонацию и стала писать такие стихи, которые автор, вероятно, и сам сочинил бы к своим песням: она словно читала его мысли. Такова и композиция «Сшей мне белое платье, мама» — лирический одинокий напев. Есть в нём что-то импровизационное, фольклорное. И если не знать, что музыка принадлежит Гаврилину, можно вообразить, что поёт это деревенская девушка — без аккомпанемента, не очень заботясь о метрической равномерности, словно сочиняя и стихи и мелодию на ходу. Какие-то слова она пропеваёт чуть быстрее, иные, более значимые, — наоборот, растягивает: «плааатье, по ууулице, невеееста…» К фразам и словам очень важным с точки зрения её девичьих раздумий певица возвращается дважды: «поплыву я по улице тесной… невеста, невеста, посмотрите, невеста плывёт… сшей мне белое платье, мама».
«Песня девушки» сыграла в фильме одну из знаковых ролей, став действенным средством усиления драматизма. Герой картины Михаил перед самой свадьбой с Нюрой повстречал свою первую любовь — Клаву. Понимая, что нельзя жить с человеком, любящим другую, Нюра принимает трудное для себя решение — покидает Михаила. История и горькая, и трогательная. В её контексте стихи о белом платье обретают совершенно определённый трагический смысл.
Кроме песни Гаврилин предложил режиссёру целый ряд ярчайших музыкальных тем. Они, кстати, существуют не только как музыка к фильму, но и как самостоятельная шестичастная симфоническая сюита — «Свадьба» (1967). О ней скажем позже, а пока — вернёмся к личности Шульгиной.
Её самобытная лирика расцвела на благодатной почве народной поэтической культуры. Возможно, и сама Альбина Александровна, перефразируя изречение Гаврилина, могла бы сказать, что если у кого-то складывается впечатление о её поэзии как о фольклорной, то её это ничуть не огорчает.
Впрочем, по всей видимости, она далеко не всегда была собой довольна: «После Литературного института, отделения поэзии, я стихи перестала писать совсем, считала — надо или писать очень хорошие, или вообще не писать…» [42, 209]. Встреча с Гаврилиным была для неё своего рода спасением, возвращением к себе: «И вот — первая песня «Сшей мне белое платье, мама», а потом обвал — и циклы, и песня за песней…»
О совместной работе с Валерием Александровичем, уже после его ухода, Альбина Шульгина рассказывала на конференции, проходившей в Вологде во время первого гав-рилинского фестиваля (1999): «В песнях он обычно шёл от поэзии. Я говорила: «Валера, вот есть слова…» Хотя несколько песен сделано как подтекстовка, например «Мама». Инициатива чаще исходила от него, так как я, человек киношный, в то время много работала на «Ленфильме». Сценарист всё же подсобная работа, а Валера — это была отдушина, где можно было быть самой собой.
Я понимала, что встретила человека совершенно гениального, и жадно бросалась на любые его замыслы, была готова сделать всё… Вот скажет: «Сделай мне телефонную книгу», — и я делаю. Бросала кино — понимала, что такого больше никогда в жизни не будет… Мы с ним в один день родились, он — 17 августа, я 18-го, вроде даже в одну ночь… 17-го я уходила в лес, всё разговаривала с ним… И, оказалось, это было главное дело моей жизни.
Сейчас начинаю писать, и всё вроде хорошо получается, а потом… Валеры ведь нет… А бывало и так: он звонит мне: «Альбиночка, нужны стихи, чтобы если будет петь мужской голос, то было бы объяснение в любви, а если женский — была бы колыбельная. Ты можешь это сделать?» — «Конечно, Валера, а когда нужно?» — «Хорошо бы сегодня к вечеру…» И я делаю «Утоли мои печали…», читаю ему по телефону. Я уже точно знала, что он тончайший человек, я по оттенкам каким-то, по тишине в трубке понимала — попала я в точку или нет. Никогда не было «хорошо», «нормально». Только молчание такое, шуршание… И через всё расстояние, что нас отделяет, чувствую — он заплакал. «Всё в порядке?» — «Да…» Я знала даже длину паузы» [42, 209].
Это не такое уж частое явление, когда поэт находит «своего» композитора, а композитор «своего» поэта, и живут они в одно и то же время, и оба ещё молоды, полны творческих сил и надежд. Гаврилин подчёркивал: содружество с Альбиной «не только помогает мне сочинять, но зачастую оказывает на мои сочинения огромное влияние, и я подчиняюсь ему охотно и с радостью» [21, 124].
133
Валерий Александрович, кстати, и после встречи не забыл про эти стулья. «Несколько лет он в мебельных комиссионных магазинах искал нечто подобное по крепости и устойчивости. И нашёл: дубовые, высокие, с резной спинкой и с чуть-чуть наклонным сиденьем, удобным для занятий на рояле. Эти стулья вынесли многочисленные наши переезды и пережили своего хозяина», — поделилась воспоминаниями Наталия Евгеньевна [21, 123].