В 1969-м творческая жизнь Гаврилина подошла к определённому рубежу: в ней наметился если не кризис, то, по крайней мере, переломный момент. Дело в том, что Валерий Александрович, как и многие композиторы, начал всерьёз опасаться самоповторений. И в первую очередь это касалось «Русской тетради».
Очевидно, что только настоящий Мастер может, «преодолев» один шедевр, создать другой. Так на свет появились «Времена года» — вокальный цикл для среднего голоса и фортепиано (опубликован в 1971 году). Он, разумеется, не повторял, но многопланово развивал и приумножал находки предыдущего цикла.
Здесь, в отличие от лирико-драматической «Русской тетради», драматургия, скорее, приближается к эпической. Отсюда обобщённая трактовка образов, стремление охватить мир единым взглядом, показать его многообразие в единстве. В общем, Гаврилин предстаёт в новом амплуа, хотя его ярко индивидуальная интонация, безусловно, остаётся узнаваемой. И слушатели, уже полюбившие и запомнившие «Русскую тетрадь», с первых звуков угадывали во «Временах года» её создателя.
Этот цикл, состоящий из пяти песен (включает два контрастных «Лета» — быстрое плясовое и медленное лирическое), был написан на народные стихи. И только одна часть, заключительная — «Осень» — на стихи Есенина. Во второй редакции Гаврилин частично переписал текст первого «Лета», народные слова второго заменил строфой из Твардовского и вокализом[144]. (Позже, кстати, вторая летняя песня вполне естественно вошла в балет по поэме Твардовского «Дом у дороги».)
«Вряд ли есть необходимость доказывать наличие стилистического единства стихов Есенина и Твардовского о деревенской жизни с фольклорной поэзией, извлечённой из лирических, календарных и плясовых крестьянских песен, — справедливо отмечает Г. Г. Белов. — Непритязательный сюжет цикла, поэтично воспроизводящий картины русской природы (в крайних частях) и немудрящей сельской жизни, даёт повод к лирическому воспеванию гармоничной красоты и естественности, не тронутой вмешательством современной городской цивилизации. Добрые чувства, то печальные, то восторженные, то озорные, то мечтательные, господствующие в музыке цикла, интонационно исходящей из чистых истоков русского песенного фольклора, создают лучистую атмосферу простого человеческого счастья, далёкого от официального оптимизма» [6, 10].
Добавим, что есть здесь и типичный гаврилинский юмор, в духе фольклорного. Разумеется, народные строки Мастер компоновал сам, что-то присочинил и получил, среди прочего, две истории — две редакции летней песни:
Премьера цикла состоялась в Малом зале филармонии 1 декабря 1969 года в исполнении Людмилы Филатовой. Зал рукоплескал, сочинение приняли восторженно, но Гаврилин всё равно считал его не слишком удачным — таково было его сверхтребовательное отношение к себе и своей работе. Судить об этом можно хотя бы по тому, сколько замыслов тех лет остались нереализованными.
Например, в 1969 году композитор делает запись в календаре: «Вокальный цикл «Незабудки» (то, что не должно забывать)». Вторая часть называлась «Мальчики с гитарой». («Вариант «Парни с гитарами» по Б. Окуджаве» — значится в каталоге в разделе «Эскизы».) Сочинял это произведение, находясь под впечатлением от бардовского творчества. Планировалось написать темы в духе современных городских песен и танцев, но в итоге не стал работать над «Незабудками» — сохранились только эскизы.
26 июня того же года рассказал Наталии Евгеньевне о плане оратории «Солдатские письма»: «Растёт поколение — выросло — война — растёт новое поколение (Даманский), оно готово к тем же подвигам, что и предыдущее. Смысл всего — синяя птица.
Построение музыкальное: плачи, колыбельная, начало — хор детский распевается: я-я-я-я; на этом «я» — война: бьют, пытают; «я-я-я» — в музыке длинная, длинная нота» [21, 138]. Замысел этот не вылился в самостоятельное сочинение: музыка частично была включена в «Военные письма».
В тот же период Гаврилин зачитывался стихами вологодского поэта Александра Александровича Романова (он присылал композитору свои сборники), сочинил кантату по мотивам поэмы «Тревога». Там, в частности, были такие знаменитые строки:
Но потом разочаровался в своём творении и… не стал его фиксировать.
«Стихи читал. Читал много, не говоря уже о том, что было в работе: Гейне, Твардовский, Цветаева, Есенин, Рубцов. Когда возникла идея, подсказанная Валентиной Толкуновой, написать музыку по поэме Некрасова «Русские женщины», углубился в Некрасова. Сколько помет Валерия в стихах поэта! А одно время он долго работал над «Курсантской венгеркой» Н. Луговского. Очень любил стихи Андрея Кольцова, недаром его портрет висит в кабинете. Заинтересовали его стихи Рембо» [Там же, 138–139].
И многое другое интересовало, вводилось в композиторский обиход, но по прошествии нескольких месяцев или лет уходило в «долгий ящик». Потому что не было уже уверенности в правильности выбора, к тому же появлялись новые увлечения, свежие идеи — быть может, более актуальные на тот момент. Так, 12 декабря 1969 года композитор сообщил супруге: «Ты будешь смеяться, но я пишу ещё один цикл — памяти Гайдна. На стихи, на которые у него сочинены песни» [Там же, 141]. А 3 февраля 1970-го: «Всё, больше вокальную музыку писать не буду <…> я ни на какие готовые тексты, кроме Гейне, писать не могу, а подбирание и компоновка занимают страшно много времени. Меня эта работа и возня буквально выводят из себя» [Там же, 143].
Но вскоре всё-таки стал работать над новым вокальным циклом — «Скучная неделя» (более позднее название — «Пьяная неделя»). Показывал фрагменты Андрею Петрову, хотя прежде эскизы никому не демонстрировал, думал о том, что исполнять это шуточное сочинение на тексты присказок будет Хиль. Работа была возобновлена в 1993 году, но потом не заладилась.
Тогда же, в апреле 1970 года, заключает договор с Кировским театром на оперу по Н. Лескову «Амур в лапоточках». Возобновляет начатую в 1968 году работу над оперой «Моряк и рябина» на собственный сюжет. Записаны в итоге были только некоторые темы «Моряка…», а также отдельные, не связанные между собой четверостишия поэтического текста. Из последних можно уловить общий сюжет: моряк вернулся из дальнего плавания, а его любимая умерла. Тема имеет плясовой характер. Как часто бывает в музыке Гаврилина, семантика жанра противоречит содержанию поэтического текста: «Обнимал и целовал, а потом уехал. А когда вернулся вновь — умерла рябина».
Фрагменты сочинения Гаврилин играл А. Н. Сохору в день его рождения (11 апреля). И Сохору, и композитору Л. А. Пригожину музыка очень понравилась. И наверняка опера была сочинена, но, как и многое другое, — не записана. Её (как и замысел «Амура в лапоточках») композитор унёс с собой.
Весной 1970 года появился заказ от Л. В. Якобсона на «Хореографическую миниатюру» по картинам Ф. А. Малявина «Малявинские бабы». Гаврилин дал своё согласие на эту работу, но потом всё сорвалось: директор Л. А. Сорочан не пришёл вовремя подписывать договор о сотрудничестве, и композитор не стал завершать работу. Но была и ещё одна неприятная деталь, связанная с «Малявинскими…»: музыковед А. П. Коннов, работавший в отделе культуры обкома партии, стал как-то интересоваться у Гаврилина, почему не продвигается дело с заказом Якобсона, и ненароком заметил, что тот уже ходил жаловаться в обком. После этого, конечно, ни о каком сотрудничестве с Якобсоном не могло идти речи. А вот с Анатолием Петровичем Конновым у композитора сложились добрые отношения, которые не прекращались до последних дней жизни Гаврилина.
Почему же, если не считать объективных отказов, никакая работа не двигалась? Прежде всего, из-за серьёзной занятости в издательстве[145]. Гаврилин не раз порывался покинуть это учреждение: «Надо уйти из издательства. Нужно работать — времени нет, к роялю сажусь пустой, а в издательстве неразбериха страшная» [21, 139]. Как-то и Н. Л. Котикова, понимая, что автор знаменитых «Тетрадей» тратит свою жизнь на что-то малозначимое, заметила: «Нет, Валерик, вы должны писать свою музыку, а не редактировать чужую» [Там же, 140].
144
Сам автор о «Временах года» в письме музыковеду Т. Виноградовой рассказывал: «Зима» — фрагмент известной народной песни, «Весна» — тоже народная песня с незначительными переработками во втором куплете. «Лето I» составлено из двух фрагментов разных песен с переработками. Существует другой вариант этой песни, где история с козлом заменена историей похождений паренька. Сочинил текст сам уже после того, как было издано. В варианте с козлом песня носит несколько детский характер. «Лето II» — тоже переработка народного текста» [Там же, 239].
145
Кстати, в период работы там в жизни Гаврилина случился один интересный эпизод, о котором Наталия Евгеньевна красноречиво поведала в дневнике: «Эмиль Финкельштейн — музыковед, тоже редактор издательства — стал убеждать Валерия, что ему нужно обязательно вступить в партию: Эмиль был уже членом партии. Видимо, после этого разговора Валерий пришёл домой в большой задумчивости. Спрашивать, в чём дело, не стала. Прошло несколько часов, и он стал мне говорить, почему Эмиль считает, что ему нужно вступить в партию. Разговор у нас получился долгим. Больше говорила я, а он слушал. Убеждала, что для сочинения музыки это ему совершенно не нужно. Ушёл со словами: «Мне надо подумать». «Думание» длилось почти всю ночь и полдня. Он не выходил из кабинета долго. Вышел и сказал: «Пожалуй, действительно мне делать в партии нечего» [21, 141].