10 ноября 1969 года Гаврилин написал заявление об уходе, его не приняли. А в январе 1970-го дали огромную партитуру на редактуру — оперу эстонского композитора Э. Тамберга «Железный дом». Сделать нужно было до 15 апреля. Поэтому композиторская работа опять застопорилась. Иногда Валерий Александрович говорил: «Я теперь ходить никуда не буду. Сажусь за письмо» [Там же, 142]. Это означало, что он собирается записать сочинённую музыку, но такое происходило довольно редко.
Редактура оперы нависла как дамоклов меч. Из-за неё Гаврилины даже ездили в Таллин. Наталия Евгеньевна — только на воскресенье (погулять вместе с мужем по старому городу), а Валерий Александрович — на несколько дней: необходимо было прояснить у Тамберга многие детали его сочинения.
Итак, композиторское дело отошло на второй план. Наталия Евгеньевна из-за этого очень расстраивалась — отсутствие завершённых сочинений её сильно беспокоило: «Смотришь на то, как человек тратит своё время <…> — и больно становится. Главное — нет стержня, на котором бы всё держалось. Или намечается план даже на месяц, а потом — текучка, какие-то незначительные дела, и все планы рушатся. За последнее время соглашается на все передачи на радио, значительные (как «В гостях у музыкантов») и незначительные (о песне). Отчего это происходит? Порой мне кажется, оттого, что ничего значительного за последние годы не создано, а совсем исчезнуть из поля зрения музыкантов, слушателей — не хочется. Пусть слышат, пусть звучит фамилия. Куда потрачены, на что целые месяцы?» [21, 146–147].
В то же время наметилась работа над музыкой к фильму «Счастье Анны»[146] (киностудия «Ленфильм»), режиссёр Юрий Рогов. Премьера состоялась 22 декабря 1970 года. Шульгина и Гаврилин сочинили чудесную песню, но режиссёр её отверг. Тогда Альбина Александровна написала другой текст — не менее прекрасный, и Гаврилин взялся за работу. Дело было в начале мая, 6-го числа необходимо было записать музыку, а 7-го группа отбывала в Кострому на съёмки.
Гаврилин, по своему методу, ушёл гулять, чтобы сочинять во время прогулки. Ничего не получалось. Пошёл работать к тёще, вернулся — и сыграл «Ганса и Грету» из «Немецкой тетради». Такой была новая песня. Наталия Евгеньевна поражалась: неужели он не чувствует, что повторяется? Сказала, что подобная тема уже существует в цикле на стихи Гейне. Гаврилин сообщил, что это ещё не самое плохое, и снова ушёл сочинять к тёще…
К вечеру музыка была готова. «Ведь может так быстро работать! — радостно восклицала Наталия Евгеньевна. — И сколько бы он успел и мог сделать, если бы вот так засаживал себя за работу, как в этот день!» И далее развивает мысль: «Наверное, я не понимаю, как происходит процесс работы у композитора. Ведь говорила мама в начале нашей семейной жизни, когда я иной раз выражала недовольство поведением Валерия: «Ты сочиняешь музыку? Не сочиняешь. Он особенный человек, и относиться к нему нужно не так, как к обычному человеку» [21, 149].
В итоге фильм, где в главных ролях выступили блистательные актёры — Валентина Теличкина и Леонид Дьячков[147], отчасти стал предвестником гаврилинской вокально-симфонической поэмы «Военные письма»: здесь прозвучали несколько куплетов песни «Пошёл солдат» (впоследствии — 7-я часть поэмы) и тема 11-й части «Военных писем» — трагическая кульминация и в поэме и в фильме.
Почему стал возможным перенос музыки? Прежде всего, по причине некоторой схожести сюжетов: женское одиночество, чтение писем, ожидание солдата (отца ребёнка) с войны, вот только в фильме речь идёт о Гражданской войне и борьбе с кулачеством, а в «Военных письмах» — о Великой Отечественной войне. Но финалы разные: в «Военных письмах» заведомо ясно, что солдат погиб.
А ещё из музыки к фильму «выросла» одна из самых знаменитых баллад Гаврилина «Скачут ночью кони» (именно эти стихи А. Шульгина написала в первую очередь, однако в фильм в итоге вошла только симфоническая разработка темы).
Есть в этой фантастической балладе, которую прекрасно исполняли, например, М. Пахоменко и И. Богачёва[148], что-то особо притягательное, никем никогда не разгаданное, — и тревога, и отдалённый топот копыт в кромешной тьме за окном, и просьба-обращение (а быть может, и заклинание), и колыбельность…
Нотная строчка со словами из баллады высечена на могильном камне, под которым лежит Валерий Гаврилин: «Усмири, усмири мои тревоги, утоли, утоли мои печали…».
В целом же год 1970-й принёс не так много сочинений: бблыпую часть времени съела редактура. Наталия Евгеньевна по-прежнему преподавала историю, деньги зарабатывали сообща, были эти заработки порой очень трудными. Из дневника от 24 мая: «Все эти дни были тяжёлыми — дома не было денег. Вот-вот обещали на «Ленфильме», но директор картины уехал в Кострому, а в бухгалтерии сказали, что композиторам вообще выплачивать до июля не будут. И вдруг, как чудо, в пятницу — перевод на 145 рублей! Из Москвы за обе песни в сборнике «Поёт М. Пахоменко». Радости было! Побежали сразу в магазин — купить что-нибудь» [21, 149–150].
Ещё одним семейным событием 1970 года стала очередная смена места жительства: Гаврилины переехали на Озерной переулок, дом 2. А 23 января ушёл из жизни очень дорогой и для Наталии Евгеньевны, и для её супруга человек — Софья Владимировна Штейнберг. Гаврилины прощались с бабушкой вечером 24 января (в день рождения Наталии Евгеньевны). И прощание проходило особенно: пришла Ольга Яковлевна, Гаврилин поставил пластинку «Пиковой дамы» — послушали прекрасную оперу, вспомнили время, проведённое вместе, прежние разговоры, письма, открытки[149]… У Гаврилина сложились с Софьей Владимировной тёплые отношения, и день похорон был очень грустным. В гроб Валерий Александрович положил ноты своего романса (слова к нему сочинила Ольга Яковлевна). Много позже этот романс был несколько переделан и исполнен на стихи Батюшкова «О память сердца…» в спектакле «Мой гений» (Вологодский драмтеатр, 1982).
Жизнь текла своим чередом, и всё в семействе Гаврилиных было бы вполне сносно, если бы не одно обстоятельство: композитор, чьим призванием было сочинение музыки, не находил больше ресурсов для её сочинения: ни комфортного графика[150], ни сил, ни времени. Например, из-за издательских дел он отказался от очень интересной работы: режиссёр Н. Рашеев предложил писать музыку к фильму «Бумбараш». Гаврилину очень понравился сценарий, но своего согласия он не дал: понимал, что не успеет[151].
Работа окончательно вымотала, и решено было поехать отдыхать. Так Гаврилины восемь лет спустя вновь оказались в любимой Опочке. Ходили на реку Великую — купались, ходили в деревню с поэтическим названием Светотечь — гуляли. Когда вокруг такая красота, никаких зарубежных поездок было не нужно. Да и о какой загранице можно говорить человеку, который из родного дома в Перхурьеве привозит в Ленинград солому? (Она, кстати, до сих пор хранится у Наталии Евгеньевны — лежит на нотном стеллаже в мешочке.) В лесах близ Опочки Гаврилины собирали грибы. Причём в лесу Валерий Александрович ориентировался, как у себя дома, а Наталия Евгеньевна всегда шла на его голос: он пел одну и ту же любимую песню Фрадкина «Расцветает в поле лён…».
Но вот наступил сентябрь — и пришло время решать главный вопрос: сочинять музыку или редактировать чужие партитуры? Гаврилин всё-таки уволился из издательства, а 1 ноября 1970 года был принят на основную работу педагогом по классу композиции в Музыкальное училище при Ленинградской консерватории.
1971-й принёс, в основном, музыку к спектаклям и фильм «Месяц август». А вот в 1972-м наметилась новая опера — «Свирель» (на либретто Каплана, по заказу Театра им. С. М. Кирова). И уже шли репетиции в театре, было создано много музыки (для полноценной работы над' оперой композитор уезжал в Репино). Но всё-таки либретто Гаврилина не совсем устраивало, поэтому он писал не то произведение, которое ему заказывали, а как всегда — ярко индивидуальное. Вместо предполагаемой монооперы была создана камерная опера с хором, были превышены рамки одноактного спектакля… С этими новшествами в театре не согласились — и тогда Гаврилин вернул аванс, а своё творение фиксировать не стал.
147
Дьячков на тот момент уже был близким другом Валерия Александровича. Часто приходил к Гаврилиным с женой Еленой Маркиной (актрисой Театра им. Ленсовета). А сыновья их вместе провели лето в лагере Всероссийского театрального общества. Актёрская работа Дьячкова Гаврилину очень нравилась — и в драмтеатре, и в кино, в частности в фильме «Счастье Анны».
148
Самому автору больше всего нравилось исполнение Ирины Богачёвой. После концерта 6 февраля 1983 года, где она пела, в том числе и «Скачут ночью кони», композитор сказал: «Ни разу до сих пор эта песня ни в чьём исполнении (М. Пахоменко, Э. Хиля) не звучала так трагически, так по-русски, с таким настроением!» [21, 237]. Далее на всех авторских концертах Валерия Александровича это сочинение исполняла только Ирина Петровна.
149
Например, 31 октября Гаврилин подарил С. В. Штейнберг свою фотографию с надписью: «Умной, красивой, уважаемой, любимой Софье Владимировне в день её рождения от Валерия». А она ответила: «Можно усомниться в искренности твоей надписи на фотокарточке, преподнесённой мне в день моего рождения, но цели ты достиг. Твоя глубокая, красивая душа поняла, чем можно обрадовать покинутого человека. Этот жест проник мне в душу, и если я тебя очень уважала последние годы, то теперь больше во сто раз уважаю. Извини, писать разучилась. Целую. С. В.» [21, 142]. Софье Владимировне тогда исполнилось 89 лет (оттого и посчитала, что разучилась писать).
150
Это частично было связано и с домашними неудобствами. Квартира на Озерном, где Гаврилины жили с 1970 по 1980 год, состояла из четырёх маленьких комнат. Композитор выбрал для работы крайнюю, чтобы ему никто не мешал. Она была очень узкой, там едва размещалась вся небогатая кабинетная мебель. Зато рояль стоял, как говорил Гаврилин, «зубами к окну». Но дама снизу оказалась буйной, начала скандалить. По воспоминаниям Наталии Евгеньевны, дело даже дошло до товарищеского суда: соседке вынесли порицание. Однако толку от этого не было: Гаврилин уже не мог работать спокойно. Тогда родственники решили, что пора ему переехать в другую комнату — светлую, с двумя окнами. Там соседи были нормальными: можно было приступить к сочинению. Так, условия были созданы, но времени от этого не прибавилось.
151
Потом, правда, когда фильм вышел с музыкой В. Дашкевича, Гаврилин был в восторге. «Какой молодец, как здорово музыка вписывается в эту замечательную картину! Мне бы так сочинять!» — восклицал он [21, 151].