В том же году Мастер создал музыку к неустаревающей комедии А. Островского «Свои люди — сочтёмся». Премьера состоялась в ТЮЗе 13 апреля, режиссёром выступил Л. Додин, это была его первая самостоятельная режиссёрская работа. Затем спектакль был возобновлён в 1990 году (9 июля, режиссёр В. Голуб). Партитура, к счастью, сохранилась.
З. Я. Корогодский отмечал: «Трудно охарактеризовать самостоятельную ценность музыки В. Гаврилина в спектакле «Свои люди — сочтёмся», настолько он растворился в замысле режиссёра, настолько слился с автором, с художником [Эдуардом Кочергиным], с актёрами [в их числе — Юрий Тараторкин, Рэм Лебедев, Ирина Соколова]. Но если изъять музыку из спектакля, то он словно испускает дух. Мы как-то играли в концерте отрывки из него, играли без музыки, и сцена совершенно не прозвучала. Текст был сыгран, подтекст исчез. <Музыка> здесь одновременно играет атмосферу того далёкого времени (недаром в основу положено звучание музыкальной шкатулки, часов с кукушкой и чего-то ещё пронзительного из той, именно той эпохи, хотя инструментовано всё это современными средствами) и выступает в роли «от театра», подчёркивая фатальность происходящего»[159] [Там же, 266].
Впоследствии Гаврилин ещё вернётся к Островскому в жанре балета: будет создана «Женитьба Бальзаминова». Кстати, очертания будущей разудалой и одновременно кокетливой темы «Выхода Миши» отчётливо видны уже в партитуре к спектаклю «Свои люди…».
А в 1973-м, через полтора месяца после «Своих людей…», вышел в свет другой спектакль по комедии Островского с музыкой Гаврилина — «Горячее сердце» (премьера 31 мая в Государственном академическом театре комедии, режиссёр В. Голиков и 9 июля в Театре драмы им. Пушкина, режиссёр О. Овчинников). Композитор не был доволен этой постановкой: «Несмотря на то что в спектакле были заняты хорошие актёры — Ольга Волкова, Сергей Дрейден, Валерий считал, что спектакль был стеснён, загнан в узкое пространство, оставленное художником И. Ивановым, да и музыка была во многом ущемлена: тема любви прозвучала маленьким фрагментом» [21, 172].
И тот же год принёс большую «театральную удачу» — спектакль по пьесе земляка Гаврилина, вологодского писателя Василия Ивановича Белова «Над светлой водой». Премьера состоялась 5 сентября в Псковском драматическом театре (режиссёр Б. Гутин) и 4 декабря в Вологодском драматическом театре (режиссёр В. Баронов).
Гаврилин сочинял музыку в любимой Опочке, где отдыхал летом с семейством. Навещал его там режиссёр Борис Гутин, обсуждали все музыкальные нюансы будущей постановки. А потом от Гутина пришло письмо: «Вчера была сдача, приезжал Василий Белов. Прошло всё хорошо, хвалили, и особенно тебя. Белов очень огорчился, что тебя не застал. Музыка твоя ему очень понравилась, и вообще он очень хочет с тобой познакомиться»[160] [Там же].
Писатель-«деревенщик» Василий Белов был Гаврилину, конечно, очень близок: композитор полюбил его прозу задолго до личного знакомства. Наталия Евгеньевна рассказала один очень смешной эпизод, связанный с чтением повести Белова «Целуются зори»: «Эту небольшую книжечку Валерий взял в библиотеке в Опочке. Читали вслух, хохотали над похождениями незадачливого деревенского жителя, который приехал в город и не может найти дом родственника. Столько юмора было в этой повести, такие сочные вологодские выражения, многие были так знакомы Валерию. Он сокрушался, что нельзя «зачитать» книжку, а посему решил: «Будем её переписывать». Идея особенно понравилась сыну, и сразу же мы принялись за дело: переписывал сын, переписывали я и Валерий. Но когда книгу переписали, то обнаружили, что страниц, переписанных Валерием, оказалось всего-навсего две. Провёл он нас!» [21, 173].
Потом произошло знакомство и с автором повести, между ним и Гаврилиным установились тёплые дружеские отношения. Многое сближало: общая родина, тяжёлое и голодное детство без отцов, которые погибли на войне. И даже то, что они могли быть однофамильцами (Гаврилин по отцу — Белов).
Они встречались и в Ленинграде, и в Вологде. Валерий Александрович как-то попросил супругу испечь перед приездом Белова рыбник или пирог с грибами. Наталия Евгеньевна разволновалась, решила, что традиционный северный пирог у неё не получится, зато испекла грибной — и все были очень довольны.
Белов тоже приезжал не с пустыми руками: как правило, он преподносил Гаврилину свои книги. Например, в 1985 году подарил трёхтомник с надписью: «Валерию Гаврилину от автора. Желаю тебе здоровья и вдохновения! С любовью к твоему таланту. Белов. Вологда». А в 1988-м — «Бухтины вологодские завиральные» с текстом: «Дорогой Валерий! Мой поклон, и ещё укрепись и жди вдохновения. Твой Белов. Вологда» [23]. Гаврилин считал Белова выдающимся мастером. «В. И. Белов — чистая литература, — утверждал он. — У него нет сюжета, ситуации в качестве решающей силы. Главная сила — в смысле слова, в звучании слова, в темпах фраз, предложений, в их комбинации, в чередовании слов по окраске и т. д. Именно отсюда вырастает литературный образ его творений» [21, 173].
Последняя книга уже имелась в обширной библиотеке Гаврилиных. Валерий Александрович переплетал её самостоятельно, очень аккуратно оклеил форзацы бумагой с васильками — это были его самые любимые цветы.
К сожалению, рукопись музыки Гаврилина к спектаклю «Над светлой водой» не сохранилась. Известно, что в спектакле была использована песня «Скачут ночью кони». Некоторое представление о спектакле можно получить из рецензий: «В том самом незабываемом спектакле, в котором участвовала народная артистка РСФСР М. Щуко, была одна примечательная сцена. Старая крестьянка расставалась со своим домом, который должен был уйти на дно рукотворного моря. Для неё это момент прощания со всем, чем жила до сих пор: с землёй, где родилась, вырастила детей, где прошла её многотрудная жизнь. А впереди — полная неизвестность и не совсем привлекательная для неё жизнь в городе. Трефена падала на крыльцо, гладила руками тёплые, такие привычные, родные доски и плакала… Марина Владимировна исполняла в этой сцене причет невесты — древний северный причет! Мне до сих пор кажется непостижимым, как могла бывшая ленинградка, истинно городской житель, так глубоко заглянуть в душу плача?!» [42, 401].
Василий Белов считал, что Гаврилин — тот самый композитор, один из немногих, кто действительно может «услышать» его пьесы, а потому хотел, чтобы Валерий Александрович написал музыку к «Кощею Бессмертному» (Гаврилин утверждал, что к этому сочинению музыка и вовсе не нужна) и к «Александру Невскому» (композитору пьеса не слишком нравилась). Конечно, никаких конфликтов между Гаврилиным и Беловым не возникало: Валерий Александрович был человеком в высшей мере деликатным — прямых отказов не давал, ссылался на занятость.
Тем не менее после смерти Гаврилина случилось событие довольно странное: Белов написал о нём повесть, на страницах которой вдруг совершенно преобразился и, словно позабыв все прежние отношения, обстоятельства и свою любовь к музыке Гаврилина, сочинил всю историю заново. Об этой повести Наталия Евгеньевна сказала: «В ней грубо искажены факты, а произведениям Валерия, с помощью московского композитора А. Вискова, дана такая оценка, которая никак не вяжется с тем, что писал ему Белов в письмах. «Поздравляю со славной победой — «Перезвоны» твои приблизили тебя к гениальному Мусоргскому». И в другом письме: «… какой бы ты ни был композитор (небольшой, средний, великий — разберутся потом и без нас), — какой бы ты ни был, но ты сейчас первый композитор России. Лучше тебя нет пока, а когда будет, мы сразу это заметим» [21, 174].
Какого рода метаморфоза произошла в сознании вологодского автора — не совсем ясно. Остаётся радоваться лишь тому, что его сочинение «Голос, рождённый под Вологдой: повесть о композиторе Валерии Гаврилине» вышло уже после ухода Валерия Александровича и потому не могло его расстроить.
159
Ещё из рецензии: «… горестный мелодический напев, возникающий в оркестре, передаёт скорбь о человеческом падении. Могучий этот напев, сочинённый композитором В. Гаврилиным, — параллель тому «положительному лицу», которым является гоголевский смех в «Ревизоре». Музыка словно говорит от лица сидящих в зале. Она говорит о боли, вызванной тем, что могли жить такие люди, что в мире могут существовать такие поступки и чувства» [42, 267].
160
А ещё от Гутина пришла программа, на которой было написано множество тёплых слов от артистов. Одна надпись принадлежала Александру Рязанцеву — актёру, чьё мастерство Гаврилин высоко ценил (помог ему устроиться на работу в ТЮЗ): «Валера! Большое спасибо за всё. Рад встрече и хочу, чтобы она была не последняя. До скорой встречи. Саша». «Сейчас заслуженный артист России, — отмечает Наталия Евгеньевна, — Александр Рязанцев — актёр Театра на Литейном. Жизнь так устроена, что, живя в одном городе, люди не очень часто встречаются друг с другом. Но когда Саша встретил Валерия уже в 90-х годах и узнал, что его мучает боль в позвоночнике, на следующий день он был у нас и принёс ему какой-то особенный пояс, устраняющий боль» [21, 172]. У Гаврилина сохранились тёплые отношения со многими актёрами: театральные деятели чувствовали его музыку и понимали её порой гораздо лучше, чем «братья по перу».