Согласно ретроспективной логике, исход изначально ясен: «Прочитала, зарыдала. Ещё сметь ли спросить молоду: что она в том письме прочитала?..» И далее начинается самое страшное — постепенное осознание трагического известия. Героиня то заново прощается с мужем «Дорогой, куда ты едешь? — Дорогая, на войну», то вспоминает светлые дни первых встреч «Милый мой дружок, дружок, ты выйди на лужок, лужок…», то снова представляет, как он уходил — «Пошёл солдат, да оглянулся: жена бежала по траве. Жена протягивала руки, и чёрный плат на голове…» И тут же воображению женщины рисуется злое Лихо — смертоносная сила, отнявшая самого дорогого человека, а вместе с ним и смысл жизни. Лихо поёт и пляшет: «Ей! Ей! Тра-ля-ля, смерть пришла! Всё кругом вода и дым, всё кругом вода и дым! Стал он мой, ступай с другим!»
Инструментальная тема пляса смерти пронизывает поэму. Проникает и в плач-причет жены солдата: «Милый мой, хорошенький, проводи дороженькой, проводи, проводи дороженькой…» С точки зрения драматургии такой приём вполне понятен: образ Смерти предстаёт в двух аспектах — как сила внеличностная, объективная, противостоящая человеку, и как рефлексия, субъективная реакция на смерть. Инфернальная, внеличностная ипостась образа связывается с жанром пляса; смерть как трагическое переживание — с жанром плача-причета.
Особо отметим, что генеральная кульминация приходится на предпоследнюю, инструментальную часть: к ней ведёт сюжетная линия, связывающая песни «Почтальон-ка» и «Письмо». Героиня ждёт письма с войны. Письмо приходит, но отвечать некому: солдат погиб. Кульминация фокусирует душевное состояние женщины: окончательное осознание случившегося, горечь утраты, отчаяние выражаются в патетической по характеру скрипичной мелодии одиннадцатой части. Немаловажно, что кульминация решается сугубо инструментальными средствами. Скрипичная мелодия с характерными для неё широкими ходами, декламационными интонациями воспринимается как надгробное рыдание. Лишённая словесной программы, музыка раскрывает собственные возможности художественной экспрессии, выступая средством обобщения, выражая скорбь не только одной женщины, но всего народа. Однако, когда громовые удары колокола сменяются одинокой мелодией, действие вновь переключается в субъективно-психологический план, в глубину душевных переживаний героини.
А самая последняя песня — «Месяц май». Дети воздают славу вновь обретённому миру, заново начавшейся жизни: «Под таким высоким небом, на такой большой земле пахнет хлебом, пахнет хлебом, свежей зеленью полей…» Таков светлый финал поэмы, а по сути — ещё одной трагедии Гаврилина, посвящённой страданию женской души.
В 1995 году композитор возвращается к ней и создаёт вторую редакцию: «Те выразительные детали в интерпретации и форме, которые нашли первые исполнители поэмы, композитор частично зафиксировал в новой редакции, — отмечает Г. Г. Белов. — Вместо смешанного хора, не игравшего в первой редакции действенной роли, он ввёл хор басов, поручив ему исполнение тех частей, которые прежде звучали у солиста («Что мои-то ясны очи…», «Лихо», «Пошёл солдат»), тем самым усилив и темброво-красочную и образную динамику в контрастно-составной форме поэмы. Гаврилин существенно развил, расширив во времени и музыкально-драматургически, четвёртую («Дразнилка» [дети выкликают Лихо]) и седьмую («Пошёл солдат») части, обогатил их фактуру полифоническими элементами.
Во второй редакции поэма впервые прозвучала в «1995 году под управлением выдающегося дирижёра, народного артиста России В. И. Федосеева (солисты: известный киноактёр, народный артист России А. Петренко и певица Л. Мкртчян)» [5, 9].
По «Военным письмам» снимались фильмы, ставились балеты и оперы (что в очередной раз доказывает «опер-ность» неоперных партитур Гаврилина). Существуют и записи: в 1983 году вышла грампластинка (дирижёр С. Горковенко, солисты Э. Хиль, Т. Калинченко, И. Соколова), а в 2003-м по фонограмме концерта был выпущен компакт-диск (дирижёр А. Бадхен, солисты Э. Хиль, Т. Калинченко).
1976 год вновь не принёс Гаврилину долгожданную оперу: подоспела другая работа. На сей раз с просьбой обратились из Вологды[180], — а родному городу композитор никогда не отказывал. Речь шла о спектакле по пьесе одного из самых любимых писателей Гаврилина: в Вологодском драматическом театре задумали поставить «Черёмуху» Виктора Петровича Астафьева.
Напомним, что в Каталоге сочинений Валерия Александровича, в разделе «Незавершённое» значится «Пастух и пастушка» — действо для солистов, большого смешанного хора, инструментального ансамбля (сам автор называл его «симфония-действо по прочтении Виктора Астафьева»). Годы работы — 1983–1985.
Это произведение планировалось посвятить 40-летию Победы. И оно было сочинено, но Мастер не стал его записывать (хотя в интервью 1984 года говорил даже о том, что действо будет исполнено Московским камерным хором под управлением В. Минина). Причина — не счёл нужным делать, как он сам выражался, «перепевы «Военных писем»[181].
Между тем творчество Астафьева всегда было близко Гаврилину. Вероятно, эти два ярчайших художника-реалиста вполне могли пересечься не только в едином времени, но и в едином пространстве (известно, что красноярец Астафьев с 1969 по 1980 год жил в Вологде). Но такого пересечения не случилось — зато в библиотеке Валерия Александровича хранилось множество сочинений сибирского автора. «Виктор Петрович и как личность, и как писатель бесконечно дорог мне», — отмечал Гаврилин [21, 190]. Поэтому заочная «встреча» в вологодском театре тоже была значимой.
Премьера спектакля «Черёмуха» состоялась 30 апреля 1976 года (режиссёр Л. Топчиев, художник В. Нестеров). К сожалению, гаврилинская партитура музыки к спектаклю была утеряна. Сохранилась только песня «Черёмуха» на стихи вологодской поэтессы Ольги Фокиной. Впоследствии это сочинение обрело широкую известность, его исполняли Л. Сенчина, Н. Герасимова, Л. Шевченко…
Кстати, именно благодаря «Черёмухе» Гаврилин обрёл наконец своего концертмейстера — Нелли Александровну Тульчинскую. К пианистам Валерий Александрович относился очень строго, ему редко нравилось и то, как они аккомпанируют, и то, как работают с певцами. Но когда Тульчинская подготовила с Л. Шевченко «Черёмуху», стало ясно, что именно ей следует доверять другие сочинения. Потом Нелли Александровна исполняла «Военные письма» с Л. Шевченко и В. Черновым; «Вечерок», романсы, «Песни Офелии» с Н. Герасимовой; обе «Немецкие тетради» с И. Гавриловым; «Вторую немецкую тетрадь», «Скоморохов» с В. Черновым. В общем, «Черёмуха» принесла существенные плоды.
В спектакле эта песня появлялась в самом начале. «Это было ЧТО-ТО!.. — восторженно восклицала Ольга Фокина. — К тому же мелодия звучала на протяжении спектакля неоднократно, и образ героини ассоциировался с песенным образом черёмухи. Спектакль явно понравился публике. Он шёл девять сезонов, вывозился в другие города и области. И песня оказалась не однодневкой» [42, 402].
По-другому и быть не могло: Гаврилин создал ещё один проникновенный монолог женщины: словами простыми и бесхитростными, но иносказательно поёт она о своей судьбе: «Не где хотела выросла — взошла, где птица вытрясла. И всё моё имение — родник между кореньями <…> И ягода не лакома, понравится не всякому: наполовину мягкая, а на другую твёрдая, наполовину сладкая, а на другую горькая <…>»
«Черёмуха» продолжала традиции и «Русской тетради», и знаменитой песни «Сшей мне белое платье, мама», и «Военных писем»… Можно предположить, что действо «Пастух и пастушка» было бы созвучно этим гаврилинским шедеврам, равно как и прозе Астафьева. Но излишняя строгость к себе помешала Мастеру довершить и этот опус. А Виктор Петрович, кстати, о музыке к спектаклю отзывался восхищённо. Это понятно из письма Гаврилину Л. Топчиева: «На обсуждении [после премьеры. — К. С.] все без исключения говорили о Вас, о Вашем прекрасном творчестве и о Вашей песне, которая органично слилась с спектаклем и сообщает ему душевность, эмоциональность и красоту. Все присутствовавшие на обсуждении, работники Обкома партии, Управления культуры, представители нашего театра и газеты и, прежде всего, Виктор Петрович Астафьев и Ольга Александровна Фокина, просили передать Вам сердечный привет и наилучшие пожелания.
180
Письмо режиссёра пришло вместе с пьесой. «Уважаемый Валерий Александрович, я надеюсь, что пьеса Вам понравится. Наш театр и все театралы Вологды будут очень рады, если Вы примите участие в постановке этой пьесы. Это просто необходимо для успеха этого спектакля. С уважением, Л. Топчиев. 12 февраля 1976» [42, 401].
181
В 1985 году Гаврилин много и увлечённо читал Астафьева. 31 августа в своём дневнике Наталия Евгеньевна записала: «На прогулке горько сказал: «Дурак! Ведь «Пастух и пастушка» — это всего-навсего вариант «Военных писем»; обрадовался, что так легко сочинялось. Нельзя было брать одно произведение отдельно от всего остального — здесь далеко не весь Астафьев; он поднимает такие пласты, и так глубоко, и такие характеры, что неизвестно, когда я почувствую это всё музыкально. Пока нужно выпечатать все эпиграфы к его произведениям и найти целиком те стихи и произведения, откуда они взяты» [21, 343].