Журналисты два сезона подряд признавали его номером один в стране, прежде всего за умение сыграть на любой позиции…
Но летом шестьдесят шестого года Валя родила Катю. Воронин стал отцом двоих детей. И жаловаться на ненадежность тыла, без чего большой футболист невозможен, он никаких основания не имел…
— 23—
Сразу после чемпионата мира он купил на премиальные деньги экспортный вариант черной «Волги» — в двадцать семь лет он впервые сел за руль, вряд ли воображая, на какое заминированное поле въезжает на своей новой игрушке.
— 24—
Николай Петрович Морозов — заметный в послевоенных сезонах торпедовец — заканчивал свою футбольную карьеру в клубе Василия Сталина ВВС. Ушел туда вместе с одноклубником — легендарным вратарем Анатолием Акимовым.
У меня создается впечатление, что все, кто принял приглашение Василия Иосифовича — а ведь отказались перейти в его команду и дружившие с ним динамовцы Бесков и Якушин, не уговорил он и спартаковца Симоняна — и стал игроком ВВС, обрели организационные и карьерные навыки: не потерялись в дальнейшей жизни. Возможно, происходило это и оттого, что принимали приглашение люди зрелые, на сходе из большой игры, не столь и склонные к авантюризму, как могло бы на первый взгляд показаться. Переход в команду Василия Сталина в чем-то напоминал нынешние отъезды в заграничные клубы. Люди предпринимали самостоятельные ходы ради обеспечения себя на черный день, почти неминуемый для спортсмена.
Николай Петрович Морозов незаметно доиграл в команде ВВС — и в родном «Торпедо» появился как тренер — сменил уже тогда имевшего прочную репутацию Маслова. Он, будем думать, сам осознавал, что тренерским даром предшественника не обладает, но под его руководством поиграл, с программой «Деда» был хорошо знаком — и постарался реализовать свои организационные навыки. Плохого впечатления о себе не оставил, но, конечно, показался пресноватым в сравнении со сменившем его Бесковым, который жаждал перемен.
И все же тренерский авторитет Николай Петрович приобрел, если никого не шокировало решение выдвинуть его в сборную вместо Бескова, безвинно отстраненного за политическую подоплеку проигрыша испанцам в финале Кубка-64. Константин Иванович за два года работы — причем работы чрезвычайно впечатляющей, при том, что команду он готовил «на вырост», к Лондону — организовал сборную с наиболее перспективной игрой за всю историю. Составы, может быть, и в прежние годы были ничуть не слабее, в отдельных линиях, пожалуй, и посильнее. Но игры столь высоко — и, повторяю, с просматриваемой перспективой — поставленной никогда прежде, ни потом в отечественном футболе не было.
Морозов — умный и опытный человек — ничего ломать не стал. Сохранил, что только в силах было. Подошел к дальнейшему комплектованию с большим пониманием. Но без прозрений Бескова, без новых его находок сборная СССР в развитии притормозилась. Тем не менее, порядок в ее «доме» Николай Петрович поддерживал ревностно, язык общий с игроками нашел. Вот только с протеже Бескова — Валерием Ворониным — вошел в конфликт. И я не думаю, что в конфликте, случившемся накануне Лондона, стопроцентно неправ был Морозов. Он испугался вольницы, которую почувствовал в игроке, сумевшем и при Константине Ивановиче вести себя подчеркнуто самостоятельно, что высокопоставленному чиновнику Николаю Петровичу никак уж не могло понравиться. Морозов руководил всем футболом профсоюзов. И поговаривали, что Виктор Марьенко — его ставленник: он его поставил на «Торпедо», когда там начиналась после отставки Маслова тренерская чехарда…
При тренерстве Николая Морозова сборная СССР добилась наивысшего успеха в мировых чемпионатах — четвертого места, награждаемого бронзовыми медалями. Но при советской власти места ниже первого — даже в тех жанрах, где мы и не могли претендовать на первенство, — сочувствия в идеологических структурах не встречали. И никто не удивился, когда прилежного труженика Морозова снова сменил великий тренер — на этот раз Михаил Иосифович Якушин.
А Морозов неожиданно — его выдвиженец Марьенко в двух подряд сезонах приводил команду на призовые места, а в сезоне шестьдесят шестого автозаводский клуб играл в финале Кубка с новым фаворитом советского футбола, киевским «Динамо» Маслова — возглавил «Торпедо».
…В сборной капитанскую повязку Валерий Воронин принял от Валентина Иванова после печально памятного матча с бразильцами (в официальных матчах за сборную СССР «Кузьма» больше не играл), — и до апреля шестьдесят шестого года, пока его расхождения с Морозовым не стали совсем уж очевидными, выводил главную команду на поле. Капитаном вместо него стал Альберт Шестернев.
Повязку торпедовского капитана он, как само собой разумеющееся, надевал в тех случаях, когда Иванов не играл. И после проводов Иванова автоматически становился вожаком. В обошедшем спортивную печать снимке торжественного прощания с Ивановым-футболистом чествуемый Валентин Козьмич сидит у него на плечах, а рядом с широкой улыбкой, обращенной к лучшему из партнеров, шагает Стрельцов. Потом, в минуты недовольства Ивановым-тренером, Эдик ворчал, адресуясь к Воронину: «Вот посадил его на шею…»
К завершению сезона шестьдесят седьмого капитаном «Торпедо» стал положительный Виктор Шустиков — очень ровно и надежно сыгравший за эту команду наибольшее количество матчей. Да и смешно бы выглядело, если бы капитаном команды оставался игрок, позволяющий себе в разгар сезона съездить в Сочи. Летом шестьдесят седьмого он ездил не с Посуэлло, а с красавицей-балериной. И на разнос Вольского на парткоме ответил: «А вы любили когда-нибудь, Аркадий Иванович?» Теперь бывший парторг ЦК со смехом вспоминает, как опешили все распекавшие футболиста. Ветеран журналистского цеха Юрий Ваньят не удержался от реплики: «Опомнись, Валерий!» На реплику следовало отвечать. Воронин пришел в редакцию «Советского спорта». Ответ поручили написать Валерию Березовскому. Все футбольные журналисты негласно «принадлежат» той или иной команде. Правда, с введением должности пресс-атташе и гласно: как в последние два года Александр Львов «Спартаку». Но в шестидесятые такого рода принадлежность носила достаточно романтический характер. Березовский слыл «торпедовцем». В тот момент я тоже имел право считать себя причастным к спортивной журналистике — работал в редакции «Спорта», но не в футбольном отделе. И ревновал Воронина к Березовскому. Однако смешно бы мне было писать оправдательное письма в газету за Воронина…
Любой, знакомый с хроникой тех футбольных времен или заглянувший в справочники человек вправе обвинить меня в придирках, в подозрительном желании искать изъяны в блестящей биографии Валерия Воронина, относящейся к тому же сезону шестьдесят седьмого года. Скажем, к списку матчей сборной с ее новым тренером Якушиным: Валерий играет в Глазго против шотландцев, в Ленинграде против сборной Мексики, едет со сборной в Париж, в Москве вносит свой вклад в трудную победу над австрийцами в отборочном матче к чемпионату Европы, правда, он пропускает товарищеский матч в честь шестидесятилетия Финского футбольного союза, но следующий отборочный матч с греками в Тбилиси играет, отборочный матч во Вроцлове против поляков играет и в Москве играет в ответном матче, пропускает в августе, сентябре, октябре встречи с финнами, швейцарами, болгарами, австрийцами, но до конца года сыграет еще с греками, с англичанами в Лондоне и в Сантьяго со сборной Чили… Одиннадцать матчей в основном составе сборной страны.
У себя в клубе, как наиболее влиятельный и общественно активный игрок, он начинает кампанию за смену старшего тренера.
Валентин Иванов работает в тренерском штабе на ничего не значащей четвертой штатной единице. Расшалившийся Щербаков даже как-то пошутил: «Кузьму чего бояться, он тренером станет нескоро». И — ошибается. Сильно ошибается. Именно Иванова Воронин, заручившийся поддержкой ведущих игроков, предлагает заводскому руководству сделать старшим тренером «Торпедо».