– …отступал…
– …останавливался. Видите, можно было, оказывается, купить свободу такой сравнительно недорогой ценой. Думаю, и в Чечне, столкнувшись с таким отпором, Горбачев не продолжал бы войну: он по природе своей не очень решительный человек и, к счастью, боялся крови. Ельцин ее, увы, не испугался, и, собственно, чеченская война российскую демократию похоронила.
– Цитата из Валерии Новодворской: «Когда я пересекаю на обратном пути российскую границу, возникает совершенно отчетливое ощущение, что возвращаюсь в клетку». Напрашивается вопрос: может, не следует возвращаться?
– На эту тему Евтушенко написал «Монолог голубого песца на Аляскинской звероферме» – по сути, единственное его гениальное стихотворение:
Кто в клетке зачат – тот по клетке плачет,
и с ужасом я понял, что люблю
ту клетку, где меня за сетку прячут,
и звероферму – родину мою.
Понимаете, Россия – как тамагочи: здесь демократов исчезающе мало, и у меня есть очень четкое ощущение: если последние из страны разбегутся, ее сдадут, этот тамагочи, как ему и полагается, просто умрет. Никакого шанса у России уже не останется, а потом, здесь живут процентов 10 нормальных людей, которым некуда идти, некуда ехать, и для них служит большим утешением то, что кто-то за них говорит правду.
Если мы с ними встречаемся где-то на улице, в магазине, они просто плачут от благодарности, и я никогда не забуду, как на паспортном контроле, когда летела куда-то отдыхать, пограничница выскочила из своей будочки. Ей показалось, что я уезжаю навсегда, поэтому она бросилась ко мне, забыв про все свои служебные обязанности, и умоляла вернуться. Пришлось ее успокаивать: «Не волнуйтесь, я всего-то на две недели».
– Куда, мол, из этой клетки?…
– Понимаете, в клетке живут люди, и выглядеть это будет как банальное дезертирство. Если отсюда все разбегутся, линия фронта пройдет где-то в другом месте – человечество жалко! Мы – пятая колонна, выродки! – как-то их сдерживаем, мы даем Западу и цивилизованным странам объективную информацию о том, что здесь происходит, пока нам не открутят головы. Меня вот все время спрашивают: как это я не боюсь, как продолжаю здесь жить? – потому что некоторым: Галине Старовойтовой, Сергею Юшенкову, Ане Политковской – головы уже открутили, и никто из нас не знает, когда придет его черед…
– Вы очень резко, жестко, непримиримо характеризуете нынешнего премьер-министра. «Путин, – сказали вы, – чекистская шкура, политическая бездарность и сталинист – мстительный и жестокий. Нет ни одной хорошей вещи, которую Путин бы сделал, да и ошибок у него нет – сплошные преступления, сознательные». Чем он вас так допек, ведь за решетку или куда-то еще не упрятал, принудительно не лечил?
– Путин – порождение той самой советской тени, из которой он вышел, и сегодня выглядит анахронизмом. У него, человека еще не старого, психология, как ни странно, выходца из сталинского времени, и хотя он не все себе может позволить, но как же ненавидит и современность, и прессу.
Впервые это прорвалось, когда погиб атомоход «Курск»: Путин, тогда новоиспеченный президент России, ухитрился журналистов обвинить в том, что подводная лодка утонула, хотя уж они-то, наверное, абсолютно были здесь ни при чем. Его ненависть так сильна, что порой он теряет самоконтроль и говорит, например, что некоторым вашим коллегам надо что-то отрезать, чтобы у них ничего не выросло…
– Может, действительно, надо?
– Политики, как правило, таких высказываний не допускают, но в Путине кроме того, что он профессиональный разведчик, есть очень сильный элемент маниакала. Поэтому, став в 99 премьер-министром, первое, что он сделал, – первое, не второе! – помчался на Лубянку и восстановил на стене барельеф Андропова. Согласитесь, не самое насущное занятие для только что назначенного главы правительства. Вот и замена гимна – чистый маниакал, просто не все понимают, что Глинка был идеальной находкой. Да, мы, демократы, – не государственники, а западники и очень не любим ни Глинку, ни оперу «Жизнь за царя»…
– …ни самого царя…
– …ни Ивана Сусанина – нам это все смешно. Тем более что там вранье полное, но мы готовы были вставать под «Боже, царя храни», только бы не под советский гимн.
– Сейчас вы встаете под в очередной раз перелицованную Сергеем Владимировичем Михалковым главную российскую песню?
– Нет, конечно, и повода нет: Путин у нас дома его не играет. Вообще, музыка Александрова звучит только в Госдуме. Раньше там под нее сидели Ковалев, Рыбаков, а фракция СПС стояла у дверей, ожидая, пока отыграют гимн и можно будет войти.
– Сейчас встают все?
– Как штык, потому что ни одного демократа в Думе уже не осталось. Под Глинку поднимались все, независимо от убеждений: и националисты, которых в России пруд пруди (как же, они государственники, Иван Сусанин для них герой!), и коммунисты, которые боялись обвинений в том, что они плохие патриоты… Зачем, спрашивается, нужно было городить огород, что-то придумывать, если теперь полстраны этот гимн игнорирует? Маниакал!
– Не напоминают ли вам съезды «Единой России» приснопамятные съезды КПСС?
– Вы знаете, единороссы к этому изо всех сил стремятся, и действительно, сценарий – один к одному: с ткачихами, с поварихами, с культом личности… Конечно, им хочется иметь эту гитлеровскую схему: ein F hrer, ein Reich, ein Volk – один фюрер, одно государство, один народ, но получается смешно, потому что у КПСС доктрина была, а у этих – ноль. «Трутся об ось медведи, вертится земля» – вот их кредо. Какое у Топтыгина может быть мировоззрение? Кто сидел на моем маленьком стульчике и его сломал? Понимаете, когда идеология такая, как в фильме про Электроника: «С тех пор для меня слово шефа – закон. Вперед – никаких рассуждений! Я только в одном глубоко убежден: не надо иметь убеждений», – в принципе, это пародия.
В КПСС сложно было попасть, даже квота имелась – боялись, что кто-то лишний просочится, а в «Единую Россию» едва ли не силой вступать заставляют. Скажем, в супермаркете «Седьмой континент» перед выборами все сидят с бейджиками «Я голосую за «Единую Россию». Спрашиваю: «Девушка, вы с ума, что ли, сошли? На работу пришли в таком виде». – «Нам так велел менеджер – иначе, сказали, уволят».
Более того, хочу развлечь вас одним анекдотическим случаем. В каком-то забытом Богом регионе, по-моему, в Восточной Сибири, директор одной из контор получил задание набрать в «Единую Россию» как можно больше народу. Ну что – взяли они и чохом весь личный состав переписали. Это, не сомневаюсь, сошло бы с рук, потому что всем все равно, но один грузчик оказался христианином, верующим. «Что вы творите? – возмутился. – А ну давайте меня обратно выписывайте». Потом увидел, что реакции никакой, и в прокуратуру подал заявление: мол, нарушают мои права. Ответ, который оттуда ему пришел, он нам прислал, и этот замечательный документ мы опубликовали в «New Times». Грузчику разъяснили, что «ваши права нарушены не были, потому что вы не потерпели никакого убытка – наоборот, приобрели партбилет».
Понимаете, они загоняют в «Единую Россию» насильно, чего ни КПСС никогда не делала, ни НСДАП. Невозможно представить, чтобы эсэсовцы или гитлеровские бонзы насильно тащили в партию какого-то обывателя, который этого не хотел… С их точки зрения, быть членом национал-социалистической партии – большая честь. Характер нордический, твердый…
– …беспощаден к врагам рейха…
– …а если у тебя нет никакого характера, если ты не собираешься защищать рейх от врагов, зачем же тебя принимать в партию?
– Когда президентом России стал Дмитрий Медведев, многие люди на Западе, и в том числе в Украине, надеялись, что к власти пришел либерал…
– Ой-ой-ой, какой, извините, наив! Путин – не Ельцин и не Собчак, его обмануть нельзя, он не назначит себе могильщика, который его же за совершенные преступления и осудит. Медведев – это Молчалин, нанятый на должность сопрезидента-местоблюстителя, эдакий президент на побегушках. По-моему, его даже за границу не выпускают из боязни, что там останется, и Медведев играет отведенную роль – по-видимому, считает, что получил роскошное место, а совести как не было, так и нет. В России, естественно, один президент, и зовут его Владимир Владимирович Путин.