Отряд пробился через снег на юго-восточную сторону Торайгыра. Впереди открылась долина, промчалось легконогое стадо джейранов.
В густой траве Чокан увидел рыженького, недавно появившегося на свет детеныша. Ему сказали, что эти места славятся у казахов и киргизов обилием дичи. Чего тут только нет! Маралы, архары, джейраны. Из птиц — галки, дикие голуби, горные скворцы, рябчики, арчовые дубоносы, сорокопуты, а также хищные — коршун и особая порода ягнятников, птицы белые как лунь, только концы крыльев черные. Делая записи в дневнике, Чокан с благодарностью вспоминал Абакумова, преподавшего ему уроки орнитологии.
19 мая Чокан увидел с высоты Первую Мерке, приток Чарына.
«С высоты течение реки было живописно: по зеленому и ровному логу синелась речка, берега ее были окаймлены с обеих сторон в виде аллеи ивами. Мерки (их три) впадают в Чарын, берут свое начало из Алатауских гор и текут по всей длине перешейка, образуя глубочайшие ущелья, и впадают в Чарын, который, проламывая только по ширине этот же перешеек, огибает Куулук и далее, повернув на север, впадает в Или».
Отряд Хоментовского направился на Каркару, тоже приток Чарына, где, по сведениям, кочевал род бугу. Чокан зарисовал в журнале круглую долину, посередке которой протекает Каркара. Здесь отряд остановился на ночевку, и здесь Чокан впервые услышал о каком-то Манасе. Речь сначала шла о названиях окрестных гор и сопок. Одна из сопок называлась Мапаснен-Бозтобе.
— Манас устроил на ней свой лагерь, когда воевал с каугирасами[63], — пояснили Чокану с той простотой, которая лучше, чем что-либо, свидетельствовала о полной достоверности существования Манаса.
Еще раньше Чокан, беседуя со спутниками, имел возможность убедиться, что многие легенды казахов рассказываются и у дикокамепных киргизов. Но кто же такой Манас, о котором не слыхивали казахи? Чокану пояснили, что у киргизов есть легенда о древнем богатыре Манасе. Она так велика, что ее можно рассказывать три дня и три ночи. Чокан решил, что это обычное восточное преувеличение.
На Каркаре в отряд Хоментовского прибыли представители рода бугу во главе с манапом Боромбаем, недавно получившим чип подполковника.
Чокан почтительно приветствовал правителя бугу и передал ему поклон от Гасфорта, а также все умные советы его превосходительства, внеся в них, разумеется, свои поправки. Чокан старательно показывал бугинцам, приехавшим с Боромбаем, что их манап большой человек, о нем известно в Омске и Петербурге. Лучший способ сразу добиться симпатии главы рода.
Боромбай просил передать Гасфорту, что сарыбагыши ограбили бугу до нитки, вытеснили из исконных владений и, главное, отняли дорогу на Кашгар, а значит, и хороший доход, который давали торговые караваны, платившие бутинцам положенную мзду. История вражды этих родов, как рассказали Чокану, уходила в далекое прошлое.
На другой день суд биев приступил к разбору взаимных претензий бугу и албанов. Для тех и для других урочище Каркара служило летним кочевьем. Выступали с речами представители бугу, выступали албаны. За главного судью восседал русский начальник — Михаил Михайлович Хоментовский. Чокана восхищала гласность патриархального разбирательства. Все решается в открытом споре, приговор тут же делается известным множеству людей, а то, что объявлено народу, тем самым приобретает незыблемость закона.
С Каркары суд биев перекочевал на реку Тюп, там решали свой спор дулаты и бугу. Вий Чон-Карач, могучего сложения[64], в белой остроконечной шляпе, в полосатом халате, в красных сапогах на высоченных деревянных каблуках, затмил всех своим красноречием. Добродушный Хоментовский старался рассудить спорщиков по справедливости. Дело шло к празднеству, которым по традиции закреплялось дружественное согласие.
За полночь в колеблющемся свете костра появился певец в войлочном колпаке. Раскачиваясь из стороны в сторону, он сказывал напевно, и руки его, не занятые никаким музыкальным инструментом, заворожили Чокана. Вот воин опоясывается мечом, вот девушка, глядясь в зеркало, надевает праздничный убор. Киргиз-манасчи не только пел, он играл все роли — и мужские и женские, как целая труппа драматических актеров.
Прошел час, другой, третий. Манасчи продолжал мерно покачиваться, а руки его то седлали железокопытного и медноногого коня, то омывали кого-то кумысом, и вдруг Чокану послышалось знакомое имя — Еркокче… От рождения не казавший врагам спину батыр Еркокче, сын Айдар-хана… Конечно, про богатыря-казаха манасчи сказывал в честь гостя-казаха.