В сопровождении сипаев караван двинулся дальше. Показалась глиняная крепостца с башнями, первый китайский пикет Ислык-караул. Токсаба хвастливо заявил, что китайцы боятся кокандцев. Увидят при караване сипаев и не станут задерживать, сразу же выдадут свидетельство на пропуск.
— А если неверные вздумают вас задержать, я проведу вас в Кашгар без свидетельства, — пыжился токсаба.
Караван остановился в 50 саженях от пикета. Китайские солдаты, сидевшие у стены, в тени тутовых деревьев, шмыгнули в ворота и заперлись. Токсаба ничуть не смутился.
— Неверные вас приняли за ходжу. У труса в глазах двоится.
Громкие голоса за воротами долго о чем-то перекорялись. Чокан пожалел, что не знает китайского языка. Наконец ворота растворились, показался китайский офицер — в шапке с золотым шариком. Изможденное лицо выдавало в нем прилежного курильщика опиума, в зубах цвета ляпис-лазури торчала дымящаяся трубка. Бошко сунул трубку токсабе, как старому знакомому. Токсаба пососал трубку и начал втолковывать бошко по-тюркски, что надо пропустить караван в Кашгар.
Переговоры завершились только на следующий день. Бошко получил от Мусабая трех баранов и выдал свидетельство, в котором и семипалатинские ташкентцы, и петропавловские татары были названы анджанцами[86]. Толмач-кашгарец, пряча глаза, пояснил, что бумага дается для формы, никто ее не читает. Но после выяснилось, что толмач нарочно внес в свидетельство неправильные сведения — сразу же по уходе каравана он отправил в Кашгар донос на подозрительных людей, выдающих себя за купцов.
Неподалеку от китайского пикета караван уже поджидал кокандский чиновник — караулбеги, в обязанности которого входила запись приходящих и отходящих караванов. Этот действовал без китайских церемоний, взял с каждого «огня» по барану — и можете следовать своим путем.
Караван медленно плелся меж невысоких глинистых холмов. Почва показалась Чокану бесплодной — галька, солонцы. Но первое же селение удивило его пышной зеленью. Кашгарцы принесли купцам для мены дыни, морковь, просо.
Еще день пути, и караван подошел к Кашгару. Но не так-то просто оказалось туда попасть. Теперь уже кашгарские чиновники жаждали получить свою долю. Один изобличал семипалатинских купцов в том, что они дали на пикете ложные сведения, другой требовал, чтобы они тут же, на дороге, развязали свои вьюки — он осмотрит товары и возьмет зякет, неподалеку многозначительно разъезжал кашгарский полицейский… Опытный Мусабай не спешил купить благосклонность чиновников-кашгарцев. Выждали, пока определится самый влиятельный, ему-то и преподнесли подарок.
Наконец-то Чокан увидел вблизи глинобитные стены и башни по углам, похожие на легкие китайские беседки. Копыта лошадей простучали по деревянному настилу моста, и открылась прямая дорога к воротам. По обеим ее сторонам стояли жерди, на жердях покачивались клетки с отрубленными головами. Хотелось скорее проехать мимо, но чиновники велели остановиться как раз под зловонными клетками, пока не доложат хакимбеку. Пришлось стоять и ждать. Собравшиеся у ворот кашгарцы разглядывали приезжих.
— Вон тот похож на русского, — донеслось до Чокана.
— Да ты русских никогда не видал.
— Не видал, но вон тот — русский.
Что за интерес к русским? От проклятых клеток несло трупным запахом. Несчастный кашгарский народ. Ходжи или китайцы — не все ли равно. И те и другие держатся на крови, на страхе. Когда же это кончится? Когда люди смогут жить по-человечески? Чокан уже ехал по городу, мимо лавок, домов, а в глазах еще стояли проклятые клетки и преследовал трупный запах.
Зякетхана, здешняя таможня, помещалась в огромном здании, похожем на сарай. Верблюдов ставили на колени, отвязывали вьюки, сундуки. Вдруг все кокандские и кашгарские чиновники засуетились — пришел аксакал Н-среддин-датха и с ним его сын, молодой веселый Хусамед-дин. Аксакал милостиво — всем напоказ — поговорил со старым другом Мусабаем, с другими купцами и важно удалился. Чиновники приступили к описи. Хусамеддин болтал с мнимым Алимбаем. Чокан постарался расположить к себе сына аксакала, с чувством декламировал Га-физа и Навои, расспрашивал, какие развлечения можно найти в Кашгаре. Чийовники закончили опись, получили подарки и разошлись. Один из них унес с собой железный заступ.
— Хочу показать образчик амбаню[87].
На другое утро Мусабай повел Чокана в мечеть. По случаю дня джумы[88] в мечети собралось множество правоверных, все недружелюбно поглядывали на прибывших. Мусабай шепотом сказал Чокану:
86
Анджанцами называли в Восточном Туркестане представителей всех народностей Средней Азии. В Кашгаре анджанцы составляли верхушку купечества.