– Читайте вашу Библию, – сказал Мини. – Она была с Творцом еще до начала Творения. Она была Его счастьем и радостью, Его величайшим сокровищем.
– Не понимаю почему, – сказал я.
– Ее легко полюбить, – продолжал Мини. – Многие любили ее… так говорится в Книге Мудрости. Она входила в этих людей и направляла их. Даже в тюрьмах была она с ними – она никогда не бросала тех, кто любил ее.
– И голос ее слышен в судах человеческих, – пробормотал Дэвид.
– И она уничтожила тирана? – спросил Кевин.
– Да, – ответил Мини. – В фильме мы назвали его Феррисом Ф. Фримонтом. Но вы-то знаете, кого она повергла в прах.
– Знаем, – мрачно сказал Кевин.
Я понимал, о чем он думает. О человеке в костюме и при галстуке, который бродит по пляжу Южной Калифорнии. Бесцельно бродит, гадая, что же случилось, что же пошло не так. Человек, по-прежнему замышляющий коварство.
ЦАРЬ слёз, заставивший в конце концов рыдать всех. Против него выступило нечто, что он в своей ограниченности не смог распознать. И только что мы разговаривали с тем, кто сделал это. С ребенком.
Ребенком, который существовал всегда.
В тот вечер за ужином в мексиканском ресторанчике рядом с парком в центре Сономы я понял, что никогда больше не увижу своего друга Толстяка-Лошадника, и ощутил горечь. Горечь утраты. Умом я понимал, что развоплотил его, развернул вспять процесс его появления. И все равно мне было грустно. Я наслаждался обществом Толстяка, его бесконечными мудрствованиями, рассказами об интеллектуальных, духовных и эмоциональных поисках. Поисках не Грааля, но излечения от раны, глубокой раны, которую своей смертельной игрой нанесла Лошаднику Глория.
Не забежать больше к Толстяку в гости, не позвонить… А ведь он стал настолько естественной частью моей жизни и жизни наших общих друзей! Интересно, что скажет Бет, когда перестанут приходить чеки на ребенка? Ну, я, в общем-то, понимал, что смогу принять на себя экономическое бремя и позаботиться о Кристофере. Средства у меня были, и во многом я любил Кристофера так же, как его отец.
– Тошно, Фил? – спросил меня Кевин.
Мы могли говорить свободно – Лэмптоны высадили нас у ресторана, попросив позвонить, когда мы будем готовы вернуться в их большой дом.
– Нет, – ответил я и добавил: – Я думаю о Толстяке-Лошаднике.
После небольшой паузы Кевин проговорил:
– Значит, приходишь в себя.
– Верно, – кивнул я.
– Все будет хорошо, – грубовато утешил Дэвид. У него всегда были проблемы с проявлением чувств.
– Ага, – сказал я.
Кевин спросил:
– Думаешь, Лэмптоны – психи?
– Да.
– А как насчет маленькой девочки? – поинтересовался он.
– Она не псих. Настолько же не псих, насколько они – психи. Парадокс: два совершенно свихнувшихся человека – три, если считать Мини, – породили совершенно нормальное создание.
– А если я скажу… – начал Дэвид.
– Только не говори, что Господь извлекает добро из зла, ладно? – перебил я. – Сделай нам такое одолжение.
Кевин произнес, ни к кому не обращаясь:
– Она самый чудесный ребенок, какого я когда-либо видел. Вот только вся эта чушь насчет того, что она компьютерный терминал… – Он взмахнул руками.
– Ты сам так говорил, – напомнил я.
– Тогда, – возразил Кевин, – это имело смысл. Но не теперь. Когда я могу видеть в перспективе.
– Знаешь, что я думаю? – сказал Дэвид. – Я думаю, надо нам погрузиться в самолет и отправиться обратно в Санта-Ану. И чем скорее, тем лучше.
Я ответил:
– Лэмптоны не причинят нам зла.
Странно, больной… умирающий человек, Мини, восстановил мою веру в силу жизни. Полагаю, логичнее был бы противоположный вариант. Мини мне очень понравился. Однако, как хорошо известно, у меня есть склонность помогать больным и немощным, меня тянет к ним. А ведь мой психиатр не один год настоятельно советовал мне бросить. Это и еще кое-что.
Кевин сказал:
– Никак не могу дать оценку тому, что произошло.
– Да, – согласился я.
На самом ли деле мы видели Спасителя? Или просто умненькую маленькую девочку, которую, возможно, натаскали давать глубокомысленные ответы три проницательных профессионала, перед тем мастерски напустив нам пыли в глаза фильмом и музыкой.
– Странную форму он принял, – проговорил Кевин. – Девочка… Неминуемо определенное сопротивление. Христос в женском обличье – Дэвид чуть наизнанку не вывернулся.