На одной из своих лекций на КПФА Эдгар Бэрфут обсуждал форму дедуктивной логики, созданную индусской школой. Она очень старая и весьма изучена — не только в Индии, но и на Западе. Это второй способ познания в буддизме, посредством которого человек приобретает точное знание и который называется анумана, что на санскрите означает «измерение, умозаключение через другую вещь». В нем пять стадий, но я не буду вдаваться в подробности, потому что это очень сложно. Здесь важно то, что если пять этих стадий пройдены правильно — а система содержит меры предосторожности, посредством которых можно точно определить, действительно ли эти стадии пройдены, — можно быть уверенным, что из допущения получено верное заключение.
Особый лоск анумане придает третий шаг — иллюстрирование (удахарана). Он требует так называемого неизменного сопутствования (вьяпти , буквально «проникновение»). Анумана, как форма дедуктивного умозаключения, действует только в том случае, если вы совершенно уверены, что действительно располагаете вьяпти — не сопутствованием, но неизменным сопутствованием. (Например, поздно ночью вы слышите громкие, пронзительные повторяющиеся хлопки; вы говорите себе: «Это, должно быть, обратная вспышка двигателя, потому что когда в автомобиле происходят обратные вспышки, возникает такой звук». Именно здесь индуктивное умозаключение — то есть заключение от результата назад к причине — не срабатывает. Вот почему многие логики на Западе полагают, что индуктивное умозаключение как таковое сомнительно и что опираться можно только на дедуктивное умозаключение. Индийская анумана стремится к так называемому достаточному основанию. Иллюстрирование требует действующего — не предполагаемого — соблюдения во всех случаях на том основании, что сопутствование, которое не удается проиллюстрировать, нельзя допускать.) У нас на Западе не существует силлогизма, полностью тождественного анумане, за что нам должно быть стыдно, ибо, обладай мы столь строгой формой для проверки нашего индуктивного умозаключения, епископ Тимоти Арчер мог бы знать о нем, а знай он о нем, он понял бы, что если его любовница по пробуждении обнаруживает свои волосы опаленными, то в действительности это не является доказательством того, что дух его мертвого сына вернулся с того света или, по существу, восстал из могилы. Епископ Арчер мог бросаться — и он действительно кидался — такими терминами, как гистеропротерон, потому как эта логическая ошибка известна в греческом, то есть в западном, мышлении. Но анумана происходит из Индии. Индусские логики определили типичное ошибочное основание, которое разрушает ануману, назвав его хетвабхаса («лишь видимость основания»), — оно затрагивает только один шаг ануманы из пяти. Они выявили все типы способов, которые обламывают на хер, эту пятишаговую структуру, любому из которых человек с интеллектом и образованием епископа Арчера мог бы — или даже должен был бы последовать. Тот факт, что он смог поверить в то, что несколько таинственных необъяснимых происшествий доказывают будто Джефф не только все еще жив (где–то), но и общается с живыми (как–то), показывает, что, как и у Валленштейна с его астрологическими схемами во время Тридцатилетней войны, способность к точному познанию непостоянна и в конечном счете зависит от того, во что вы хотите верить, а не от того, что есть. Индусский логик, живший века назад, мог с одного взгляда распознать основную ошибку в умозаключении, утверждавшем о бессмертии Джеффа. Так желание верить поражает рациональный разум, когда бы и где бы они не вступали в конфликт. Вот все, что я могу предположить, основываясь на том, что теперь видела.
Полагаю, мы все делаем это, и делаем часто, но в этом случае ошибка была слишком грубой, слишком фундаментальной, чтобы не заметить ее. Сумасшедший сын Кирстен, явственно пораженный шизофренией, смог объяснить, почему задача для компьютера выдать наибольшее число перед двойкой является нечетким запросом, а вот епископ Арчер — адвокат, ученый, рассудительный взрослый человек, — увидев булавку на простыне рядом со своей любовницей, ухватился за заключение, что это его мертвый сын общается с ним с того света. Более того, Тим все это расписывал в книге, в книге, которую сначала издадут, а потом прочитают. Он не просто верил в чушь, он делал это у всех на глазах.
«Подожди, пока об этом не услышит весь мир», — заявили епископ Арчер и его любовница. Возможно, победа в противостоянии касательно ереси убедила епископа, что он не может ошибаться, а если и ошибется, то никто не сможет его свалить. В обоих случаях он заблуждался: он мог ошибаться, и были люди, способные его свалить. Он мог свалить сам себя, коли на то пошло.
Я все это ясно видела, когда в тот день сидела с Кирстен в одном из баров «Отеля святого Франциска». И я ничего не могла поделать. Их навязчивая идея, будучи не проблемой, но разрешением, не могла быть логически опровергнута, даже если в конечном счете это разрешение тоже означало дальнейшую проблему. Они пытались решить одну проблему посредством другой. Так ведь не делается — все–таки проблема действительно не решается другой, еще большей. Именно так Гитлер, необыкновенно походивший на Валленштейна, и пытался выиграть Вторую мировую войну. Тим мог сколько душе угодно выговаривать мне за гистеропротерон, а затем просто пасть жертвой оккультного бреда, чуши из популярных книжонок. С тем же успехом он мог бы верить, что Джеффа вернули какие–нибудь древние космонавты из другой звездной системы.
Мне больно думать об этом. Больно временами, больно всегда. Епископ Арчер, который гистеропротеронил меня по всей улице — он ведь был епископом, а я всего на всего молодой женщиной со степенью бакалавра гуманитарных наук, полученной в Калифорнийском университете… И вот я однажды вечером услышала передачу Эдгара Бэрфута об индусской анумане и узнала больше, смогла узнать больше, чем Епископ Калифорнийский. Но это ровным счетом ничего не значило, ибо Епископ Калифорнийский не стал бы слушать меня больше кого–либо другого, кроме своей любовницы, которая, как и он сам, была так обуреваема чувством вины и столь запуталась в интригах и обманах, проистекавших из тайности их отношений, что они оба уж давно утратили способность здраво рассуждать. Билл Лундборг, теперь заключенный в тюрьму, мог бы указать им на ошибку. Водитель пойманного наугад такси мог бы сказать им, что они намеренно губят свои жизни: не тем, что верят в это — хотя достаточно было бы и одного этого, — но своим решением опубликовать это. Великолепно. Сделай это. Сломай свою чертову жизнь. Составляй звездные карты, составляй гороскопы, пока бушует самая разрушительная война современности. Заслужи местечко в учебниках по истории — как тупица. Усаживайся на высокую табуретку в углу, надевай колпак и уничтожай результаты всего того социально–активного дерьма, что затевал совместно с лучшими умами столетия. За это умер Мартин Лютер Кинг. За это ты маршировал в Сельме: чтобы поверить и чтобы открыто об этом заявить, что призрак твоего мертвого сына вкалывает иголки под ногти твоей любовнице, пока она спит. Пожалуйста, издай это. Ну пожалуйста.
Логическая ошибка, конечно же, заключается в том, что Кирстен и Тим рассуждали в обратном порядке, от результата к причине. Они ведь не видели причины — они видели лишь то, что называли «явлениями», и из этих явлений они и вывели Джеффа как таинственную причину, действовавшую в «ином мире» или из него. Структура ануманы демонстрирует, что такое индуктивное умозаключение и не заключение вовсе. В анумане вы начинаете с предпосылки и посредством пяти шагов идете к заключению, причем каждый шаг герметичен как по отношению к предыдущему, так и по отношению к последующему. Но нет никакой герметичной логики в том, что разбитые зеркала, опаленные волосы, остановившиеся часы и все прочее дерьмо обнаруживают и действительно доказывают существование другой реальности, где мертвые уже не мертвые. Это доказывает лишь то, что вы легковерны и с точки зрения рассудка находитесь на уровне шестилетнего ребенка: вы не отдаете себе отчета в реальности, вы затерялись в воображаемом исполнении желания, в аутизме. Но этот аутизм весьма зловещего типа, ибо он вращается вокруг всего лишь одной идеи. Он все–таки не захватил вас полностью, не поглотил все ваше внимание. Вне этой единственной ложной предпосылки, этой единственной ошибочной индукции, вы здравомыслящи и разумны. Это локальное безумие, позволяющее вам нормально говорить и действовать все остальное время. И поэтому–то вас никто не запирает в психушку — ведь вы все еще способны зарабатывать на жизнь, мыться, водить машину, выносить мусор. Вы не безумны так, как безумен Билл Лундборг, а в некотором смысле (в зависимости от того, как вы определяете слово «безумный») и вовсе не безумны.