— Костя, ты с ума сошел!
— Мне некогда, — грубо отвечает Костя и резко сворачивает к автобусной остановке. — Прощай!
— Костя, Костя! — кричит ошеломленная Кира и видит, что он уже вскочил на подножку уходящего автобуса.
Еще минута — и автобус скрывается из виду.
Какое свинство! Из-за Кости она не поехала с папой и тетей Юлей, а он попросту бросил ее одну посередине дороги: «Мне некогда!..» Кира обижена до слез. Только сейчас она чувствует, как измучилась и устала. В довершение всего у нее, кажется, нет ни копейки денег, нельзя даже сесть в троллейбус. Кира обшаривает карманы своего пальто. Ни гроша! А до дома еще так далеко.
В машине Задорожный неожиданно спрашивает Львовского:
— Ты что намерен делать сейчас?
Матвей Анисимович уточняет:
— Когда сейчас? Сию минуту? Или вообще?
— Нет, именно сейчас, сию минуту.
Львовский равнодушно пожимает плечами:
— Поеду домой.
— А у меня, — говорит Сергей Митрофанович, — есть другое предложение.
— Только не занимайся, пожалуйста, благотворительностью, — чуть-чуть раздраженно перебивает Львовский. — Довольно вы оба со мной повозились за эти двое суток…
Задорожный как будто не замечает раздраженной интонации.
— Наоборот, — говорит он, — предложение мое довольно грубое. И как будто неуместное. Но я считаю, что с этим лучше покончить сразу. Ты знаешь адрес Расторгуева?
Видно, как вздрогнули плечи Юлии Даниловны. Она сидит рядом с водителем и за всю дорогу не вымолвила ни слова.
— Адрес Расторгуева? — в голосе Львовского слышно слабое удивление. — Знаю.
— Отлично. Поехали к нему. Вернешь ему деньги при свидетелях и под расписку.
— Но у меня же нет денег.
— Деньги есть, я достал, — мельком, как нечто незначительное, говорит Задорожный и вынимает из внутреннего кармана пиджака пачку денег. — Возьми, тут тысяча.
— Но надо же только шестьсот.
— Возьми, — строго говорит Сергей Митрофанович, — и заплати ему за доставку, за установку, не знаю за что. Говори адрес…
Расторгуев сам отворяет дверь и, узнав Львовского, испуганно прикрывает рот ладонью. Задорожный, не давая ему опомниться, суховато спрашивает:
— Кузьма Филиппович Расторгуев? Покажите, как пройти в вашу комнату.
— У нас, извините, уборка. Все разбросано… — растерянно лепечет Расторгуев, загораживая вход в квартиру. От его обычной развязности не осталось и следа.
— Неважно, — говорит Задорожный, тесня Кузьму Филипповича.
Квартира старая, большая. Пока Расторгуев молча ведет своих незваных гостей по длинному коридору, то из одной, то из другой двери высовываются любопытные лица.
Комната, в которую приводит Расторгуев, большая, в два окна, светлая. Из этой комнаты выход во вторую. Широкая, ничем не занавешенная арка, сквозь которую видна низкая, почти квадратная двуспальная кровать. На кровати разбросаны меховые шубы, костюмы, какие-то отрезы. То же самое на двух диванах в первой комнате. Огромный обеденный стол напоминает прилавок посудного магазина: хрусталь, сервизная посуда, серебряные кубки, жбаны и кувшины. Даже на стульях у окон посуда и большой поднос с ножами и вилками. Телевизор — комбайн «Жигули», такой точно, какой предлагали Львовскому в ГУМе, почему-то соседствует с холодильником «ЗИЛ». Через спинки кресел переброшены давно вышедшие из моды, но не утратившие ценности черно-бурые лисы. На подоконниках выстроились всевозможные вазы для цветов — пустые и изрядно запылившиеся. Настежь распахнуты створки буфета, битком набитого посудой попроще.
— Переезжаете? — с затаенной иронией осведомляется Задорожный.
— Н-нет, — запинаясь, бормочет хозяин, — после кончины мамаши перестановочку делаем…
Львовский болезненно кривится. Ему противно до тошноты, и Сергей Митрофанович понимает это.
Он меняет тон и говорит очень быстро:
— Давайте к делу. Сколько, значит, остался вам должен доктор Львовский за телевизор?
— Помилуйте, — юлит Расторгуев, — это, так сказать, наше личное полюбовное соглашение с Матвеем Анисимовичем, и я, извиняюсь, желал бы…
— Сколько?! — нетерпеливо перебивает Задорожный я угрожающе добавляет: — Никаких полюбовных соглашений у вас с доктором Львовским нет и быть не может. Сколько?
— Шестьсот десять… по казенной, так сказать, расценочке, можете где угодно проверить, — испуганно отвечает Кузьма Филиппович.
— За доставку? За установку?
— Это уж, позвольте…
— Не позволю! Сколько?!
Расторгуев до того растерян, что способен лишь безмолвно шевелить губами.