Ну, не будет он теперь больше хвастаться несуществующими коврами и тортами, да разве в этом главное?
Главное! Неужели она утратила это главное? Но ведь главное — семья. Нельзя работать, не обкрадывая семьи. Вот первая жена Ильи работала и… потеряла мужа. И бывшая жена Геннадия Спиридоновича тоже. Сколько раз они обсуждали этот вопрос с Майкой…
Но почему же ей так хорошо было в доме у Задорожных, где работают оба? Почему она вытащила сегодня эти старые фотографии и не может оторваться от них? Почему в последнее время она со странным сожалением вспоминает о своей полузабытой профессии?
Может быть, и в самом деле попробовать…
Надя отодвигает ворох старых фотографий, вскакивает с тахты. Где у Ильи «Вестник хирургии» за нынешний год? Ага, вот там, в углу самой нижней полки. Она же сама отвела ему это темное, неудобное место. Надя присаживается на корточки, с трудом отодвигает стекло. Отчего это стекло идет так туго? Ах, да, конечно, давят верхние полки с этими нарядными подписными изданиями, за которыми Надя ревниво охотилась… Конечно, там есть нужные и хорошие книги. Но зачем, например, она выписала ярко-оранжевого Майн Рида, занимающего всю полку? И Элизу Ожешко? И даже Шиллера? Ведь, по совести говоря, ни она, ни Илья, ни мама, ни уж конечно Петушок ни разу не раскрыли ни одного из этих томов. Зато Майка завистливо спрашивала: «Неужели достала подписку на Шиллера? Молодец! Выглядит солидно, просто подарочное издание…»
Ну ладно, к черту Майку! Сейчас нужен «Вестник хирургии»… Ох, какая досада, есть только два номера — первый и второй. А должно быть минимум четыре — уже середина мая. Наверно, Илья утащил в больницу. Надо будет сказать, чтоб принес…
Надя вытаскивает январскую и февральскую книжки журнала, идет с ними к тахте. Так. О чем же тут пишут? Она нетерпеливо перелистывает одну страницу, другую, третью. У нее дикое ощущение, будто все это написано на чужом, малознакомом языке. Несколько ясных, понятных строк, а дальше — сплошная абракадабра. Даже читая протоколы хирургических обществ, она то и дело спотыкается. Что это за сосудистые протезы из полицитона и капроновой ткани? И почему они хуже каких-то гофрированных сосудистых протезов из лавсана? Как производится гофрировка этих протезов термическим способом при помощи токов высокой частоты? И при чем здесь хирургия? Это физика, химия, что угодно, только не медицина!.. Она читает дальше и обнаруживает, что это все-таки медицина! И именно хирургия. И что Институт переливания крови, оказывается, инициатор создания этих неведомых ей сосудистых протезов…
А Нилушка-то права: нельзя ее, Надю, дипломированного врача, близко подпускать к операционному столу. Она просто ничего не смыслит в современной хирургии. Пожалуй, сейчас фельдшер понимает больше, чем она. Та же Мышка, должно быть, отлично разбирается в этих капроновых и лавсановых протезах! А она, Надя, из капроновых изделий только и знает что блузки, чулки да шарфики…
В передней с автоматическим упорством звонит телефон. Отбросив журнал, Надя бежит туда:
— Слушаю!
— Господи, я думала, вас опять дома нет! — капризно восклицает Майка. — Кого это вы вчера хоронили?
— Жену… — Надя вдруг чувствует, что ей не хочется рассказывать подруге ни о Львовском, ни о его трагической судьбе, ни о самой Валентине Кирилловне. — В общем, одну знакомую Ильи.
— А-а… — равнодушно отзывается телефонная трубка; затем голос Маечки приобретает деловитость: — Сегодня просмотр французского фильма…
Надя еще не остыла от своих самокритических размышлений.
— Видишь ли, — колеблясь, начинает она, — я хотела кое-что почитать…
— С ума сошла! — Майка всерьез возмущена. — Я ей говорю — есть пропуска на просмотр французского фильма, а она — почитать! Завтра не успеешь?
Надя молчит. У нее смутное ощущение, что от ее ответа зависит нечто очень важное.