Старушка замотала головой.
— Дуняша, милая, раз нужно, так нужно, — склоняясь к старушке, жалобно сказал артист. — А я к вам ходить буду, голубчик, принесу все, что хотите…
— Да бог с вами, Иван Федотыч, ничего я не хочу, — заплакала старушка, — дали б умереть спокойно, Христом-богом прошу…
Степняк отвернулся к Львовскому, сказал ему что-то вполголоса и, забыв о лифте, через три ступени побежал по лестнице наверх. На площадке второго этажа его остановила Лознякова:
— Все в вашем кабинете, идите туда.
— Необходимо срочно делать две операции!
— Знаю. Сейчас распоряжусь у себя в отделении и тоже приду.
Степняк вошел в свой кабинет в ту минуту, когда Рыбаш в состоянии крайнего раздражения размахивал настенным градусником перед лицом Бондаренко:
— Вы убедились?! Двенадцать по Цельсию!
— Андрей Захарович, — с ходу сказал Степняк, — вам надо в операционную. Девочку с гнойным аппендицитом…
— Девочку, мальчика! — закричал Рыбаш и снова взмахнул градусником. — В этой арктической температуре можно оперировать только белых медведей!
— А оперировать придется! — Бондаренко вырвала градусник из рук Рыбаша. — Или вы предпочитаете, чтобы открытие новой больницы было ознаменовано двумя летальными исходами?
— А вы добиваетесь, чтобы двое соперированных больных тут же, на столе, наверняка схватили пневмонию?
При небольшой доле воображения Бондаренко и Рыбаша можно было принять за бойцов на ринге — они буквально наскакивали друг на друга. Краем глаза Степняк заметил, как осторожно, на цыпочках, отступает к двери Окунь и как Гонтарь с несчастным лицом отчаянно шевелит губами, силясь победить приступ заикания:
— Н-надо н-немедленно п-переотправить их в другую больницу!
— Ни в коем случае! — Бондаренко даже пристукнула каблучком. — Оперировать — и все.
— Я лично оперировать отказываюсь! — Рыбаш повернулся спиной к Таисии Павловне и уселся на диван.
— А я отказываюсь понимать, что здесь происходит! — Таисия Павловна негодующе оглянулась на Степняка. — Слышали тут когда-нибудь о долге врача? О производственной дисциплине?
Степняк ответить не успел. Его опередила Лознякова, тихо появившаяся в кабинете. Как всегда негромко и буднично, она предложила:
— Есть выход, товарищи, В нашем районе имеется завод, выпускающий электроприборы. Там делают отличные переносные камины. Нужно немедленно достать у них — хоть в долг — штук десять этих каминов…
Мезенцев, упорно разглядывавший что-то за окном, с любопытством оглянулся:
— Дельная мысль. И если уважаемая Таисия Павловна сама попросит директора о таком небольшом одолжении, я уверен…
Он не договорил, округлым жестом приглашая Бондаренко к телефону. Таисия Павловна положила наконец градусник и потянулась к телефону. Но тут же, сморщившись, опустила трубку.
— Пока дозваниваешься… Нет, я просто съезжу и сама привезу эти камины! — Она выпрямилась и с видом мученицы добавила: — Все самой… все надо самой! Ни на кого нельзя положиться!
С гордо поднятой головой она вышла из кабинета, распахнув настежь дверь. В коридоре топтался Окунь.
— Разрешите, я с вами? — умоляющей скороговоркой сказал он. — Как же вы своими ручками?! Тяжесть такая…
— Идемте, — милостиво согласилась Бондаренко. — Хоть один мужчина нашелся…
Рыбаш коротко хохотнул:
— Муж-чи-на!
Распахнутая Таисией Павловной дверь медленно, беззвучно закрылась. Степняк яростно тер левой ладонью подбородок.
— А они греют, эти камины?
— Греют, греют, — заверила Лознякова. — Штук пять — в операционную, остальные — в палаты.
— Все равно не буду оперировать! — стукнув кулаком по спинке дивана, вдруг снова выкрикнул Рыбаш. — Это же черт знает какая кустарщина… В Москве, в пятьдесят девятом году…
— Ладно, слышали! — грубо прервал Степняк. — Хотел бы посмотреть на вас во фронтовой обстановке!
Казалось, Рыбаш только и ждал этого возражения.
— Война кончилась четырнадцать лет назад. И если вам угодно утешаться фронтовыми воспоминаниями…
— Два неотложных случая в приемном отделении — это вы понимаете?
Мезенцев подошел к спорящим.
— Я думаю, молодой коллега прав в одном, — неторопливо, словно начиная лекцию, обратился он к Степняку: — в таком возбужденном состоянии оперировать не следует. Аппендицит и грыжу, если вы не возражаете, я соперирую с товарищем… — он вопросительно взглянул на Гонтаря.