— Ничего… — Степняк все еще чувствовал себя не в своей тарелке.
— Надо сразу найти наш столик, чтоб потом не путаться, — озабоченно сказала Надя. — И, говорят, тут где-то выставка дружеских шаржей…
Обе лестницы, как и предсказал Геннадий Спиридонович, сливались на второй площадке, от которой сразу начиналась анфилада залов, превращенных на эту ночь в ресторан.
Елки и елочки, убранные с затейливой выдумкой, тянулись по стенам, а возле каждой из них стояло по три уже накрытых столика. Над столиками на шнурах, протянутых поперек зала, спускались шестигранные фонарики из бумаги, освещенные изнутри неяркой лампочкой. На всех гранях фонариков были размашисто, даже коряво, но очень четко и ясно написаны какие-то цифры.
— Ох как умно! — обрадовалась Надя. — Глядите, на пропуске номер — и на фонариках номера.
— У нас — сорок восемь, — развертывая разукрашенный веселым рисунком пропуск, сказала Маечка.
— И у нас.
— Значит, дальше. Здесь номера крупные… Толково придумано, — одобрил Геннадия Спиридонович.
Широкий проход в середине был оставлен для танцев. Громкоговорители, спрятанные не то в глубине елочных ветвей, не то просто в стенах, по-прежнему передавали музыку, то и дело прерывавшуюся для коротких, веселых сообщений.
— Курить можно везде — вентиляция действует безотказно. Сорить нельзя нигде, сорить — безобразно! — извещал любезный, чуть насмешливый голос, и снова возникала музыка.
Столик под номером сорок восемь оказался в самом дальнем от входа зале. Зал заканчивался полукруглой эстрадой, совершенно пустой, если не считать низеньких елочек, которые окаймляли ее основание.
Степняки и Маечка с мужем заняли свои места. За многими столиками уже провожали старый год. Геннадий Спиридонович, оглянувшись, предложил выпить за уходящий тысяча девятьсот пятьдесят девятый.
— Ничего был годик, приличный, — разливая водку, говорил он, — не грех добром помянуть! Маечка, тебе тоже водки?
— Конечно, папочка!
Илья Васильевич недобро кашлянул. Он всегда злился, когда эта молоденькая бабенка называла его генерала «папочкой». Разница в годах между ними была достаточно велика, и легкомысленное «папочка» звучало по меньшей мере бестактно. Степняку казалось, что на месте Геннадия Спиридоновича он бы обидно страдал от этого.
— Почему вы называете мужа «папочкой»? — наклоняясь к Майе, тихо спросил он. — Я понимаю, когда так говорят в семье, где много детей… но у вас?
— Так он же действительно папочка, у него дочь старше меня, — удивленно ответила Майя и хотела еще что-то добавить, но в зале внезапно потух свет, по стенам и потолку забегали веселые электрические зайчики, переплетенные разноцветными спиралями и молниями, потом медленно закружились белые звездочки и начался электрический снегопад. Казалось, хлопья снега оседают на столики, на ветви елок, на плечи смеющихся людей. — Смотрите, смотрите, как красиво! — воскликнула Майя. — Папочка, да смотри же!
— Вижу, вижу, — добродушно отозвался генерал. — Тебе нравится, детка?
Радио громко возвестило:
— Друзья, наполните бокалы шампанским. Новый год на пороге…
Захлопали пробки, послышался возбужденный женский смех, кто-то поблизости воскликнул: «Осторожней, осторожней, не облейте!» И мужской басовитый голос ответил: «Ну, матушка, где пьют, там и льют…» Радио смолкло. Вспыхнули лучи прожекторов и скрестили свои разноцветные лучи на пустой эстраде. В скрещении неизвестно откуда возникла и стала медленно истаивать фигура старичка в белом балахоне, на котором, как повторяющийся узор, чернели цифры «1959».
— Обожаю фокусников! — воскликнула Маечка.
Фокус действительно был забавный. Старичок в халате худел и на глазах уменьшался в росте.
Как всегда, мелодично и волнующе зазвенели куранты Спасской башни. В зале дружно задвигали стульями, все поднялись с бокалами в руках.
С последней хрустальной капелькой боя часов радио возвестило:
— С Новым годом, с новым счастьем!
Старичка на эстраде уже не было. Из балахона, мятой кучкой валявшегося на полу, деловито пыхтя, выкарабкался круглый, румяный мальчуган в розовом вязаном костюмчике. Широкая лента с цифрами «1960» опоясывала ему грудь и спину.
— Новый год, Новый год! — закричали и захлопали в разных концах зала.
Мальчуган, не обращая ни на кого внимания, спрыгнул с эстрады и уселся в маленький педальный автомобильчик, на бортах которого были выведены те же цифры «1960».
Когда и откуда появился этот автомобильчик, Степняк не заметил. Мальчишка помахал рукой и, с места взяв наивысшую скорость, с упоением сигналя, помчался по свободному проходу между столиками. Он катил из зала в зал, и было слышно, что его появление всюду встречают одобрительными возгласами.