Марлена не на шутку испугана:
— Андрюша, умоляю тебя…
— Не спорь, Марлена!
Невозможно поверить, что железные руки, сжимающие ее, могли несколько минут назад так осторожно стирать со щеки следы слез.
— Ты права, я пойду, — не глядя, внезапно говорит он и уже с порога добавляет: — Не обижайся!
Она не обижается. Она просто не успевает этого сделать. Словно какой-то неведомый диспетчер действует этой ночью: не проходит и трех минут, как в телефоне звучит официальный голос Наумчика:
— Товарищ Ступина? Скорая д-доставила больную с п-признаками острого пищевого отравления. Она уже в лифте. Кроме того… Рыбаш у вас?
Марлена счастлива, что может честно ответить: «Нет!», но тут же с щемящей тревогой спрашивает:
— Что-нибудь случилось?
— Т-тяжелый хирургический случай. Разъединяю.
Потом ночь катится кубарем. Едва закончена трудная возня с отравившейся консервами женщиной, как скорая помощь привозит пожилого человека, потерявшего сознание в ресторане. Марлена выслушивает и выстукивает его, измеряет кровяное давление, следит за сестрой, которая по ее указанию делает укол, снова выслушивает сердце и снова распоряжается. Тяжелый гипертонический криз, — теперь Марлена уже твердо знает, как действовать в таких случаях. За два месяца ее работы в больнице она выходила десятка два гипертоников.
Больному как будто становится лучше. Марлена распрямляется. У нее ноет спина, дрожат колени, но этого никто не должен заметить.
Тетя Глаша таинственными знаками вызывает ее в коридор. Там неловко топчется молоденькая девушка, плачущая, испуганная и нетрезвая. Длинное вечернее платье выглядит на ней жалко и нелепо. По щекам тянутся потоки туши, которой были намазаны ресницы. Она ловит Марлену за руку и, всхлипывая, кается:
— Разве я могла думать? Разве я пошла бы с ним?.. Я его почти не знаю, он приехал в командировку в наш трест, я ему материалы печатала, отчеты. А он говорит, что в Москве никого знакомых, «пойдемте в ресторан»… А я никогда не встречала Новый год в ресторане… Хоть разок решила повеселиться. Мама думает, что я у подруги… Ой, мне тоже худо!
Марлена с брезгливой гримасой выслушивает это бормотание.
— Дайте воды с двумя каплями нашатыря, — отворачиваясь, негромко говорит она тете Глаше. — И пусть умоется.
Девушка отталкивает стаканчик, который, покачивая головой, подает ей тетя Глаша, и снова цепляется за Марлену:
— Но он будет жив, скажите? Я очень боюсь, что меня вызовут в милицию! Мне можно уйти?
— Выпейте то, что вам дают, и подождите меня в коридоре, — строго говорит Марлена.
Она возвращается в палату. Пожилой человек все еще не пришел в себя — сестра ставит ему горчичники на затылок и на сердце. Марлена в третий раз измеряет ему кровяное давление.
— Гипертонический криз, — повторяет она не то самой себе, не то сестре.
Наконец укол и горчичники действуют. Человек приоткрывает глаза и с изумлением осматривается.
— Это что же такое? — медленно, с трудом говорит он. — Как это?
— Пить вам нельзя, вот как, — сердито отвечает сестра. — Неужели не знаете? Теперь лежать придется.
Человек опускает веки, несколько секунд молчит. Потом на его лице проступает беспокойство.
— А где мои вещи? — слабым голосом спрашивает он. — Бу… бумажник? Там документы… партбилет.
— Лежите спокойно, — говорит Марлена. — Вещи сданы в нашу камеру хранения, а бумажник в сейфе приемного отделения. Все будет в порядке.
Но человек продолжает волноваться:
— В гостинице чемодан с отчетом… Гостиница «Будапешт»… Пожалуйста, позвоните туда… — Говорить ему трудно. — «Будапешт». Номер двести третий. Фамилия Михеев…
— Хорошо, хорошо, — обещает Марлена.
— Нет, уж вы будьте любезны, — настаивает Михеев.
— Я сказала, что позвоню. «Будапешт», номер двести три. А теперь лежите и не разговаривайте.
Она оставляет сестру в палате и снова выходит в коридор.
Девушка кидается к ней. Теперь, когда она умылась, у нее обыкновенное, миловидное и очень смущенное личико.
— Ну что? Ну что?! — повторяет она.
— Лучше, — сухо говорит Марлена. — Пришел в себя. У него гипертонический криз. Вы знаете, что такое гипертония?
— Знаю, — кивает девушка, — у нас в квартире один старичок гипертоник.
— Старичок? — зло переспрашивает Марлена. — Наверно, не старше этого… вашего спутника. И что за легкомыслие…
Она обрывает, не договорив. Девушка даже съежилась от ее тона. А кто, собственно, дал ей право читать нотации?