— Но это были просто месяцы, когда беременность стала очевидной, — закончила за нее фразу Грейнджер, у которой в голове все сложилось.
— Гермиона, — Нарцисса остановила ее за руку, — это могут быть просто совпадения, и даже если этот ребенок есть, то…
— То он угрожает всем нам, — конечно, это не была истина, но теперь, зная наверняка, что в определенный отрезок времени Лестрейндж никто не видел, все догадки приобретали более материальную огранку. — Нарцисса, мне нужно, чтобы вы мне помогли. Если представить, что этот ребенок был рожден, где он может быть сейчас? Если это не вы, не приближенные к вашей семье, то кто?
— Послушайте, Гермиона, я не думаю, что стоит в это лезть. Это то прошлое, которое покрыто гнилью и прахом, поверьте мне, такое не стоит тревожить.
— Если этот ребенок — очередной крестраж Волдеморта, он вернется, будьте уверены. Всегда возвращался, — сказала Грейнджер, смотря прямо в голубые глаза, которые под светом темнеющего неба казались мрачнее, чем были на самом деле. — И он будет угрожать Скорпиусу. Я знаю, что, возможно, не выгляжу в ваших глазах, как примерная мать, но я уже люблю его, очень люблю и сделаю все, чтобы его защитить. Вы ведь можете меня понять.
И она могла. Женщина, совравшая когда-то Волдеморту, в попытках спасти своего ребенка. Кажется, в этом виде любви весь запас храбрости человечества.
— Я… постараюсь что-то узнать, — наконец, произнесла Нарцисса после такой длительной паузы, что тишина уже начала давить на уши. — Но я ничего не обещаю.
Гермиона кивнула. Это было уже хоть что-то. У них был еще один союзник, и пусть это была слизеринка, но в последнее время Грейнджер все чаще замечала за выпускниками этого факультета черты, которыми стоило бы гордиться.
Решив, что их длительное отсутствие будет слишком мозолить глаза, особенно тем, кто жаждет переброситься парой слов с леди Малфой, они вернулись в зал. Гриффиндорка решила, что после такого разговора не выпить еще один крошечный бокал игристого — это просто преступление.
— Налегаешь на шампанское, Грейнджер? — услышала она возле уха, только сделав глоток. — Я могу спросить, нет ли у них текилы.
Его слова отдавали солено-горьковатым вкусом и мурашками. Он стоял так близко, что сделай она каких-то полшага назад и смогла бы спиной коснуться его груди. Гермиона за это время так привыкла к его запаху, что даже не пророни Малфой ни слова, точно могла бы сказать, кто стоит за спиной.
— Я выпила всего пару бокалов! — возмущенно ответила она, поворачиваясь, будто ей действительно нужно было перед ним оправдываться.
— Я вообще удивлен, как Уизел тебя отпустил, — усмехнулся Драко, делая глоток виски, в котором плескались охлажденные кусочки льда, — после той истерики, которую он устроил.
— А вот это не твое дело, — прищурилась Гермиона, чувствуя раздражение.
— Это стало моим делом в тот момент, когда твоему парню сорвало крышу при моем сыне, — грубо ответил Драко, отрезая каждое слово.
— Он больше не мой парень, Малфой! — повысила она тон и, поставив бокал на стол так, что едва не разбила его, отошла. — Мы расстались.
— Правда? Мне очень жаль, — если бы от отыгрыша этой эмоции зависел бы дальнейший заработок Малфоя, он бы жил под мостом все отведенное ему время.
— Не лги, — закатила глаза Гермиона, еще на полшага увеличивая между ними расстояние, огибая круглый стол.
— Ловец я лучше, чем актер, — довольно ответил он, не чувствуя даже толики сожаления. — Перестань, Грейнджер, ты знала, что это неизбежно.
— Ты не знаешь, что…
— Да, ты знала, — настоял Драко. — А сейчас злишься, и скорее всего на себя, а не на меня, потому что чувствуешь облегчение, а не страдания, которые якобы должна переживать.
Гермиона метнула на него взгляд, мечтая оглохнуть или ослепнуть, или просто исчезнуть с этого места, а не стоять под оценивающим взглядом слизеринца, губы которого с каждой секундой растягивались в более заметной победной улыбке.
— И я прав. Можешь раздражаться, плевать, я подпитываюсь твоей злостью.
— Ты такая скотина, Малфой, — фыркнула она, пытаясь изображать безразличие.
Гермиона отвернулась, ища глазами сына, который бегал по территории вместе с тройкой других детей, играя в какую-то чудаковатую игру.
— Скорпиус уже завел себе друзей, — улыбнулась она, вмиг забывая о перепалке. — Это Гриффиндор, Малфой.
— Черта с два, — покачал головой он, но его слова больше не звучали так убедительно.
Видя, как Блейз наблюдает за ребенком время от времени, Гермиона посмотрела, как все увлечены вокальным выступлением девушки гоблина, а факт того, что после огненного шоу она сумела удержать внимание публики на себе уже чего-то стоил. Грейнджер решила, что сейчас самое время.
— Малфой, мне нужно с тобой поговорить.
— Это то, что мы делаем, Грейнджер. Разговариваем, — ее бесило, когда он говорил с ней, как с умственно неполноценной.
— Наедине, Малфой. Это серьезно, — она добила последнее предложение, услышав насколько неоднозначно звучало требование без него.
Драко осмотрелся и, не увидев ни единого взгляда, устремленного в них, слегка махнул головой в сторону здания, и, выдержав пару шагов, Гермиона пошла следом. Зайдя внутрь ресторана, они прошли мимо дверей кухни, через щель в которой ей удалось рассмотреть многоярусный идеально-черный торт. Боже, это мероприятие безумно! Зайдя за поворот, Драко остановился, и Гермиона прильнула к стене в довольно тесном коридоре, который был чем-то вроде тамбура между разными залами.
— Кое-что произошло, — начала она, прочистив горло. — На Джинни напали.
Его брови подскочили вверх, будто говоря ей продолжать.
— Некто в маске Пожирателя взломал охранные заклинания вокруг дома, в котором они живут с Гарри. Очевидно, что искали его, но отец Джинни вовремя оказался там, и, видимо, этот кто-то совершенно этого не ожидал.
— Почему ты не сказала мне раньше? — его голос — веселый и расслабленный вмиг стал холодным и строгим.
— Ты был на сборах и…
— Мерлин, Грейнджер, что-то может угрожать Скорпиусу! Ты могла бы передать через Тинки, и я бы нашел время!
— В этой ситуации передавать какую-то информацию через третьих лиц — это самое разумное, что можно сделать! — шикнула она на него с сарказмом, чувствуя, что он пытается ее в чем-то обвинить. — Мы говорили с Кингсли, и я рассказала ему. Рассказала о Скорпиусе.
— Ты… Ты, нахрен, спятила? — Драко говорил отрывками, будто не веря, что Гермиона серьезно.
— Успокойся, я не сказала, кто его отец. Но это нужно было сделать, Малфой! — воскликнула она, смотря в начало коридора. — Что-то происходит. Никто в здравом уме не врывается в дом Поттера и не пытается пытать его девушку!
— Где он живет?
— В Годриковой впадине.
— У него какое-то психическое отклонение? — поднял слизеринец бровь вверх. — Поселиться там, где когда-то убили его родителей. Он мазохист или что?
— Какое это вообще имеет значение? — грубо оборвала она его. — Министерство наложило на мой дом миллион защитных заклинаний, и я их все проверила — работа действительно выполнена хорошо. Я говорю тебе об этом, чтобы… чтобы ты был осторожен. Если они уже начали собираться, то придут за тобой.
Гермиона услышала, как дрожит ее голос. Конечно, она много раз за эти дни думала об этом. Если что-то началось, то Малфой непременно будет частью этого. Но говорить это вслух было почему-то невыносимее. Он склонил голову вбок и сделал полшага вперед.
— Переживаешь за меня, Грейнджер? — спросил Драко вкрадчивым шепотом. Щёлк! И его настроение вновь изменилось.
— Переживаю за сына, — ответила она, смотря ему в глаза, но черт знает, что у нее на лице было написано, потому что Малфой ухмыльнулся.
— Признайся, что ты скучала по мне, — он вновь ставил ее на место мышки, играясь с ней для забавы. И самое ужасное, Гермиона действительно чувствовала себя той самой мышью, у которой нет выбора, потому что она не может уйти: если кот хочет играть, игра состоится.
— Ты правда хочешь получить внушительный удар по своему самолюбию прямо в день рождения? Или мне подождать до завтра? — Малфой подошел ближе, и играть в высокомерие и безразличность девушке становилось труднее. С каждым вдохом.