- Петро Парамонович, не обессудьте, дозвольте еще разок подержать в руках золотое колечко, - беспокойно засуетился Кашкет. - Может я второпях чего не приметил, дело ведь тонкое, требует большого внимания. Вам всегда так не терпится, что нет никакой возможности сосредоточиться, вникнуть спокойно, прицениться по-настоящему. Царские ценности - это же мой профиль, никто лучше меня не проведет экспертизу, зуб даю, надежней швейцарских банков сработаю.
- Я если разок подчекрыжу твой профиль, на всю жизнь мацать в руках царское золотишко заморишься. - Убедительно, очень доходчиво предостерег ординарец. - Только раскрой где-нибудь рот, живьем закопаю и Карл Маркс не поможет. Так что для верности, язык свой засунь куда следует, и сопи в обе дырочки.
Василий Иванович не первый день знал прямой, бесхитростный Петькин норов и железно понимал, что тот трепаться понапрасну не станет. Можно было не сомневаться без всяких расспросов, что с колечком действительно связана непростая история и ценность оно имеет не малую. Поэтому комдив молча принял для себя единственно верное решение, непременно вмешаться и расплести этот загадочный ребус. Но для начала достал из кармана галифе расшитый мелким бисером кисет, не торопясь, прокуренными пальцами завернул козью ногу, сам задымил и предложил угощаться товарищам. Петька не соблазнился дорогим командирским табачком, сославшись на бессонную ночь и неважное настроение. Предлагать табачок два раза Кашкету, разумеется, никому не пришлось. Он проворно соорудил самокрутку, величиной с хороший огурец, в которую вместилось почти полкисета духмянного табака, и зачадил как могучий Везувий.