В приемной у комиссара, с забранным в решетку окном, за покрытым кумачом двухтумбовым канцелярским столом, правила бал краснокосыночная большевичка Фуксина Люся. Незлобно именуемая среди личного состава, большей частью от скуки и зависти, «красноподстилочной лярвой». Если к общему колориту революционного кабинетного устройства присовокупить беспощадно красные Люськины щеки и губы, может вполне показаться, что посетителям идеологической цитадели какой-то волшебник напяливает солнцезащитные с красными стеклами очки. Все здесь было тотально окрашено цветом алой зари, практически, как у негра в прихожей. Петька вальсирующей походкой подкатил к улыбающейся секретарше, изобразил неполный реверанс и вручил из-за спины предусмотрительно заготовленный букет полевых цветов.
- О любви не говорю, Люсьена, знающие люди вчера мне на ушко шепнули, что о ней все давно уже сказано, - артистически кривляясь, юморнул ординарец. - У вас здесь все настолько художественно, такие декоративные узорчики на фронтоне заплетены, что клянусь Парижской коммуной, расставаться не захочется. Проволочка очень трогательно применена и, главное, отменного качества. Самое время подавать по инстанциям рапорт о переходе к вам на почетную службу. На большие чины не замахиваюсь, но хотя бы ночным сторожем, караульную вахту нести, счел бы для себя за великую честь. И уже без иронии, кивая в сторону плотно затворенных дверей таинственного Фурмановского кабинета, лихой ординарец поинтересовался, -у себя?