В два тридцать группа из шести человек, где опять были те же майор и старшина, совершили разбойное нападение на дом священника. Ранили одного человека из прислуги, второго закрыли в подвале, а самого священника затащили в дальнюю комнату, под пытками заставили признаться, где спрятаны драгоценности, реквизировали их, затем произвели настоящий погром, забрали все лучшие вещи, перенесли все в грузовик, марка которого нам неизвестна. В обоих случаях преступники представлялись сотрудниками НКВД. Группа, как видите, очень дерзкая и опасная. Раненый, кстати, находится в критическом состоянии. Итак, полагаю, ситуация ясна. Все вы назначаетесь в оперативную группу, возглавлять которую буду я. Какие будут вопросы?
— Наши есть на месте происшествия?
— Да. Жена священника, которую они закрыли в комнате, слышала команду одного из налетчиков: тот кому-то из своих подручных приказал открыть задний борт. Это, очевидно, для того, чтобы погрузить швейную машину. Попадья уловила шум мотора. Она уверена, что бандиты приезжали на грузовике. Об этом, между прочим, говорят и сами факты. Снег к моменту прибытия наших сотрудников еще не успел засыпать следы колес, да и шестеро человек с большим количеством награбленного добра вряд ли могут поместиться даже в самом большом легковом автомобиле.
— Откуда известно, что и в первом, и во втором случаях майор и старшина — одни и те же лица?
— У майора хорошо виден шрам на лице, а у старшины забинтована шея.
— Посты вокруг города предупреждены?
— Да, сразу же как только поступили сведения о происшествии.
Вопросов больше не было, и Мочалов начал распределять задания между сотрудниками.
Славина он оставил последним, сел рядом:
— Перед тобой, Владимир Михайлович, стоит особая задача. Я беседовал с потерпевшими. Люди они пожилые, с большим жизненным опытом. И священник и его супруга заметили, что майор часто употребляет слова, присущие жуликам и бандитам тех времен, когда здесь существовал режим белополяков. И я пришел к выводу, что тебе надо поработать в старом полицейском архиве. Поинтересуйся людьми, которые «ставили» квартиры, сравни приметы. — Петр Петрович протянул Славину листок бумаги: — Здесь описание примет бандитов. Возьми на заметку и тех, кто содержал притоны. Словом, прикинь, где и у кого могли остановиться преступники.
Рассвет застал Славина в архиве. С большим трудом отыскал он полицейские документы, углубился в их чтение. Как правило, это были досье очень обстоятельные, на разного рода мошенников, проституток, воров, грабителей, убийц...
Владимир не заметил, как и день кончился. Молчаливый и угрюмый, пришел он в скромную комнатушку, которую временно снял у супругов-старичков. Зажег огарок стеориновой свечки, постелил постель, думал сразу же лечь спать. Но, посидев в тишине несколько минут, не выдержал, оделся и направился в отдел. Просмотрел у дежурного журнал регистрации происшествий — ничего существенного не произошло. Пошел в свой кабинет. Включил свет, сел за стол, и в этот момент появился дежурный. Хриплым голосом сказал:
— Извини, Славин. Я тут закрутился и чуть не забыл. Тебе письмо.
Он протянул бумажный треугольник. Владимир взглянул на почерк, сразу же узнал руку матери.
Дежурный вышел, а Владимир развернул письмо и, прежде чем начать читать, улыбнулся, вспомнив сон: «Надо же такое! Видел маму во сне — и на тебе — письмо. Постой-постой: Женя ведь тоже приснилась. Может, и она домой вернулась?»
Владимир просмотрел письмо — так и есть! Сестра дома!
Он уселся поудобнее, начал читать внимательно, не пропуская ни одного слова: "Здравствуй, сынок! Сегодня большая радость. Совсем неожиданно появилась Женя. Правда, немного раненная в руку. Поэтому письмо пишу я, а она сидит рядом и командует. Наверное, привыкла приказы отдавать. Ранение у нее легкое, так что скоро все пройдет. Самое главное, что Женя вернулась совсем. Теперь вдвоем веселее тебя дожидаться. Вселили нас к старую квартиру. Ремонт пока делать не будем, весной займемся. Вчера приходил ко мне и соседям человек из НКВД. Интересовался Латаниной Светланой. Помнишь, что напротив нас жила? Если ты не забыл, Латанину мы с тобой как-то видели на базаре во время облавы. Она тогда с офицерами стояла, а мы вырвались из оцепления. Оказывается, эта гадюка многих советских людей гестаповцам выдала. Вот ее сейчас и ищут.
Дела в городе поправляются. Народу прибавилось, открылись магазины. По воскресным дням выходим на уборку города. Все трудятся от души. Уже работают некоторые заводы. Вчера пробовали конфеты с нашей фабрики «Коммунарка» — вкусные, ужас! Дали нам воз дров, так что в холоде сидеть не будем. Получила продовольственные карточки, и Жене тоже положены. В общем, сынок, о нас не беспокойся и продуктов больше не присылай. Старайся сам питаться получше. У тебя организм молодой, да еще перенес тяжелое ранение.
Что у тебя нового? Где и у кого живешь? Есть ли зимняя одежда, обувь? Напиши нам. И, пожалуйста, мы тебя очень просим, будь осторожен. В нашей семье из мужчин ты один остался. Я почти каждый день хлопочу об отце. Но пока так ничего и не узнала. Хоть бы его могилку отыскать!
Ждем тебя, не дождемся! Приезжай скорее, сынок! Уж так тебя увидеть хочется! Целуем и обнимаем. Пиши. Твои мама и сестра".
Славин откинулся на спинку скрипучего стула и, закрыв глаза, представил себе лицо матери... сестры. Нестерпимо захотелось к ним — хоть на денек, хоть на час, на минуту. Владимир знал, если подойти сейчас к начальнику и попросить его — тот отпустит. Но ведь обстановка в городе, в области какая! Нет, нельзя. «Вот снимем эту банду, тогда и попрошусь на пару деньков», решил он и, вынув из стола лист бумаги, принялся за ответное письмо. Но закончить его не успел. В кабинет вошел дежурный:
— Ты еще здесь? Понимаешь, пришла женщина. Майор, хирургом в госпитале работает. Рассказывает, что утром, когда она шла на дежурство, видела, как на одной улице остановился автомобиль ЗИС. Из кабины вышли майор и старшина. Они даже двери кабины не закрыли и побежали в обратную сторону. Тогда она особого внимания этому случаю не придала, но вечером, когда возвращалась из госпиталя, то снова увидала эту же машину с занесенной снегом кабиной. Дошла до своего дома и... повернула к нам.
— Где она?
— В дежурке. Побеседуешь?
— Конечно.
— Хорошо. Я сейчас ее приведу.
Через несколько минут в кабинет вошла женщина в теплом пальто с меховым воротником, на ногах — валенки. Выглядела она чуть старше тридцати. Славин пригласил ее присесть, а сам подумал: «Даже не скажешь, что она майор. Обыкновенная штатская женщина, и все тут». Пододвинул к себе небольшой листок бумаги и спросил:
— Ваша фамилия, имя, отчество?
— Василевская Ольга Ильинична.
— Вы работаете врачом в госпитале?
— Да, я уже говорила вашему дежурному. Я — майор медицинской службы, хирург.
Затем Славин внимательно выслушал ее рассказ и задумался: «Женщина, чувствуется, человек наблюдательный. В марках машин разбирается хорошо, а чем черт ни шутит, вдруг на этой машине грабили преступники?» Он взглянул на Василевскую:
— Ольга Ильинична, а что, если мы с вами посмотрим эту машину, не возражаете?
— Нет, конечно. Я же понимаю.
— Ну, тогда великолепно. Едем сразу же!
Славин достал из шкафчика фонарик, сунул его в карман полушубка, привычным движением локтя притронулся к пистолету, висевшему под пиджаком, — на месте, скользнул взглядом по столу все ли спрятано, и взглянул на женщину. Она сразу же его поняла и встала:
— Пойдем к машине?
— Да-да, пожалуйста.
Шофер уже был на месте.
— Залезайте в кабину вдвоем, а то в кузове долго не вытерпишь, — предложил он.
Ехать пришлось в другой конец города по узким темным улицам и переулкам. Зима еще не хотела сдавать свои права. В кабине было холодно и неуютно.