ДОКТОРА ЭЛБЕРТА ЛИТТЛА, милого, привлекательного молодого врача общей практики знакомит с содержимым комнаты и сутью проекта его создатель и руководитель ДОКТОР НОРБЕРТ ФРАНКЕНШТЕЙН.
ФРАНКЕНШТЕЙНУ 65 лет, он – бесчувственный гений от медицины. У консоли, с наушниками на голове, сидит и наблюдает за измерительными приборами и мигающими огнями
ДОКТОР ТОМ СВИФТ, увлеченный работой первый помощник ФРАНКЕНШТЕЙНА.
ЛИТТЛ: О господи! О господи!
ФРАНКЕНШТЕЙН: Да, это почки. А вот там – печень. Здесь же – поджелудочная железа.
ЛИТТЛ: Удивительно! Доктор Франкенштейн! После того что увидел, я начинаю сомневаться, действительно ли я занимался медициной. И был ли я в медицинской школе – тоже вопрос. (Показывает на один из механизмов.) А это ее сердце?
ФРАНКЕНШТЕЙН: Сердце от «Вестингауза». Если вам нужно сердце, они делают их чертовски хорошо. А вот к их почкам я и на пушечный выстрел не подойду.
ЛИТТЛ: Это сердце, наверное, стоит столько, сколько весь город, где я работал.
ФРАНКЕНШТЕЙН: А поджелудочная – весь ваш штат. Это Вермонт?
ЛИТТЛ: Да, Вермонт.
ФРАНКЕНШТЕЙН: Сколько мы заплатили за поджелудочную железу… Да, на эти деньги запросто можно купить весь Вермонт. Раньше никто не изготавливал поджелудочную, а нам она нужна была в течение десяти дней, а то бы мы потеряли больную. Мы обратились ко всем производителям органов: «Парни! Даешь аккордно-премиальную программу по изготовлению поджелудочной! Нам плевать, сколько это будет стоить, но к следующему вторнику нам нужен продукт».
ЛИТТЛ: И у них все получилось!
ФРАНКЕНШТЕЙН: Больная еще жива. И уверяю вас, это ливер недешевый.
ЛИТТЛ: Но ведь пациент может себе позволить такое, верно?
ФРАНКЕНШТЕЙН: Да уж, расплачивается не страховкой от «Голубого Креста».
ЛИТТЛ: Сколько операций она вынесла? И за сколько лет?
ФРАНКЕНШТЕЙН: Первую большую операцию я сделал ей тридцать пять лет назад. А всего с тех пор – семьдесят восемь операций.
ЛИТТЛ: Сколько же ей?
ФРАНКЕНШТЕЙН: Сто лет.
ЛИТТЛ: Ну и нервы у дамы!
ФРАНКЕНШТЕЙН: Вы как раз на них и смотрите.
ЛИТТЛ: Я имел в виду – какая отвага! Какая стойкость!
ФРАНКЕНШТЕЙН: Мы каждый раз ее вырубаем. Без анестезии не оперируем.
ЛИТТЛ: Да даже и так…
ФРАНКЕНШТЕЙН хлопает СВИФТА по плечу. СВИФТ снимает наушник с одного уха, распределяя внимание между консолью и присутствующими.
ФРАНКЕНШТЕЙН: Доктор Том Свифт. Это – доктор Элберт Литтл. Том – мой помощник.
СВИФТ: Здрассте!
ФРАНКЕНШТЕЙН: У доктора Литтла врачебная практика в Вермонте. Он оказался в наших краях и попросил об экскурсии.
ЛИТТЛ: Что вы слышите в наушниках?
СВИФТ: Все, что происходит в палате пациента. (Предлагает Литтлу послушать.) Прошу вас.
ЛИТТЛ (слушает): Ничего не слышно.
СВИФТ: Даму сейчас причесывают. Там ее косметолог. Она всегда ведет себя тихо, когда ее причесывают. (Забирает наушники.)
ФРАНКЕНШТЕЙН (СВИФТУ): Нам следует поздравить нашего юного гостя.
СВИФТ: С чем?
ЛИТТЛ: Хороший вопрос. С чем?
ФРАНКЕНШТЕЙН: Мне известно о той славе, что выпала на вашу долю.
ЛИТТЛ: Какой славе? Мне ничего не известно.
ФРАНКЕНШТЕЙН: Вы ведь тот самый доктор Литтл, которого «Домашний женский журнал» в прошлом месяце назвал «Семейным врачом года», не так ли?
ЛИТТЛ: А, это? Да, правильно. Даже не знаю, как им это пришло в голову. Но что меня поражает гораздо больше, так это то, что человек вашего масштаба знает об этом.
ФРАНКЕНШТЕЙН: Я каждый месяц читаю «Домашний женский журнал» от корки до корки.
ЛИТТЛ: Неужели?
ФРАНКЕНШТЕЙН: У меня только одна пациентка, миссис Лавджой. А миссис Лавджой читает «Домашний женский журнал». Поэтому и я его читаю. Об этом мы с ней и говорим – о том, что там пишут. Мы и о вас там прочитали в номере за прошлый месяц. И теперь миссис Лавджой повторяет: «Какой это, должно быть, милый молодой человек! Такой понимающий!»
ЛИТТЛ: Вот как?
ФРАНКЕНШТЕЙН: И вот вы здесь, что называется, во плоти. Она же написала вам письмо.
ЛИТТЛ: Да, помню.
ФРАНКЕНШТЕЙН: В год миссис Лавджой пишет тысячу писем. И получает тысячу писем в ответ. Неутомимый корреспондент.
ЛИТТЛ: А как у нее настроение? Радостное?
ФРАНКЕНШТЕЙН: Если бы это было не так, то в этом была бы наша вина. Ее настроение зависит от того, как работают эти механизмы. Месяц назад ее охватила грусть, а причиной было то, что здесь, на консоли, полетел транзистор. (ФРАНКЕНШТЕЙН протянул руку к консоли и одним движением рычажка переустановил какие-то параметры. Механизмы в комнате скорректировали свою работу.) Вот. Теперь пару минут у нее будет легкая депрессия. (Он снова изменил параметры.) А теперь она будет счастливее, чем прежде. Будет петь как птичка.