В пентхауз мы вернулись в отличном настроении, и я сразу же занялся обработкой рук — даже щадящая нагрузка вроде сегодняшней нифига заживлению не способствует. Можно идти пугать повара-филиппинца намерением собственноручно напечь блинов.
— Я бы разделил блины на две очень условные категории, — излагал я «блинную философию» сидящему за столом Ли. — Первая — блины безвкусные, пригодные для заворачивания в них начинок, — указал на вереницу стоящих на столе упаковок и посудин, часть из которых нашлась на кухне, а за честью в ресторан сходил Кидлат.
— Вторая — блины, обладающие собственным вкусом. Такие можно макать в сливочное масло, сметану или сгущенное молоко — в зависимости от предпочтений едока и выбранного вкуса теста.
— Какие будешь готовить ты? — спросил Ли.
— Неправильно! — заявил я. — У меня руки покоцаны, поэтому готовить будем вместе.
— Так будет правильнее, — согласился друг. — Начинок много, поэтому безвкусные?
— Так, — подтвердил я, вручив Ли глубокую, сияющую хромом миску. — Разбей сюда четыре яйца, добавь одну столовую ложку сахара и засыпь пару щепоток соли.
Друг принялся за дело, а я тем временем присобачил к миксеру венчик.
— Готово.
— Тщательно перемешиваем, — прокомментировал я, запустив чудо техники. — Так, теперь мука… Просеивать не нужно — она сильно элитная. Два стакана будет достаточно. Сыпь потихонечку, чтобы равномерно перемешивалось.
При помощи друга взбив тесто миксером до однородной массы, я добавил немного растительного масла и перемешал снова, не забыв подлить молока из бутылки. Сковорода на плите к этому моменту нагрелась, и я капнул на нее растительного масла, размазав силиконовой кисточкой.
Зачерпнув теста половником, вылил на сковороду и немного покрутил утварь, чтобы тесто растеклось равномерно.
— Пузырьки — это важно! — указал Ли на лопающиеся на поверхности пузырьки.
— В России говорят, что первый блин всегда комом, — заметил он.
— Нам не грозит, — хохотнул я и перевернул блин лопаткой. — Смотри какой румяный получается.
— Выглядит отлично, — согласился друг и заурчал животом.
— Тоже голодный как собака, — признался я. — Начнем с рыбы?
— Начнем! — согласился Ли и снял крышку с блюда. — Нормально нарезано? — спросил моего мнения о вышедших из-под рук ресторанного повара красных слабосоленых ломтиках.
— Завернется, — одобрил я и перекинул блин со сковороды на тарелку, тут же вылив новую порцию теста.
Где-то в недрах пентхауза едва слышно «дзынькнул» лифт.
— Я не знал, что он приедет, — поморщился Ли.
— Кто? — уточнил я.
— Отец, — поморщился пацан еще сильнее. — Извини за это.
— За что? — неподдельно удивился я. — Это же хорошо — разве не интересно узнать мнение настоящего мастера кулинарии о наших блинах? — припомнив, что Ли об отце мне почти не рассказывал, предположил. — У вас сложные отношения, да?
— Сложные, — вздохнул он и поспешил заверить. — Нет, так-то ничего такого, я его люблю, а он любит меня, и мы почти не ссоримся. Вообще почти не разговариваем, — последняя фраза прозвучала совсем тихо и сопровождалась отведенными глазами.
Переворачивание блина совпало с появлением на кухне приветливо улыбающегося, худощавого невысокого смуглого мужика, в котором чувствовалась примесь не-китайской крови. Морщины на лице, крашенные в черный цвет волосы, дорого выглядящий костюм и блеснувшие камешками и металлом из-под рукава наручные часы завершали образ преуспевшего в жизни и из-за этого не желающего уходить на заслуженную пенсию бизнесмена.
— Добрый день, отец, — «включив» китайский язык, Ли шагнул родителю навстречу, и они пожали друг дружке руки.
— Добрый день, многоуважаемый Хуэй Личжи, — поклонился я, тоже перейдя на китайский. — Огромное вам спасибо за приют, машину и еду.
— Друзья моего сына — мои друзья, — благожелательно кивнул хозяин жилплощади. — Не пригорит? — с улыбкой кивнул на плиту.
— Пригорит, если я не помешаю, — улыбнулся я в ответ.
Одобрительно хмыкнув, старший Хуэй кивнул сыну садиться, уселся на свободный стул сам и спросил: