А такие конструкции худо-бедно, но появлялись. Первой ласточкой было гончарное колесо с водяным приводом, затем лесопилка. Ореховые подшипники на удивление хорошо держали обороты, правда шарики приходилось раз в две недели менять. Изготовление посуды очень понравилось Тане. Она с удовольствием лепила тарелки, горшки, кувшины в таком количестве, будто на ручье жило не пятеро человек, а как минимум целое племя. Куда девать всю эту расписную красоту, Моторин пока не знал. Один горшок, тарелку и кружку он припрятал в контейнере, чтобы забрать домой, а с остальными нужно было что-то придумывать. Пока выход виделся один – продать посуду в Чаттануге. Но добираться туда два дня, да сколько времени он проведёт в самом городе. Так что оставлять детей без присмотра на неопределённое время путешественник не спешил. Пусть сначала обживутся.
Впрочем, вопрос с лишней посудой решился сам собой. Однажды утром Моторина разбудил Антон.
– Паша! Люди. Там люди. Много дом. – возбуждённо кричал он, почти не перемежая свою речь словами на родном языке.
Глава 8. Двигатель прогресса
Сначала Моторин увидел дымы. Много, не меньше двух десятков. Они столбами стояли в лучах восходящего солнца, и на первый взгляд казались застывшими. Между струями дыма по-хозяйски расположились вигвамы. В новоявленном посёлке царила деловая суета, бегали дети, горели костры, и женщины занимались своими нескончаемыми домашними делами. Если не знать, что ещё вчера на противоположном берегу никого не было, можно было подумать, что племя располагалось здесь всегда.
Моторин стоял в паре метров от ручья, и, держа руку козырьком, внимательно рассматривал пришельцев. Те в свою очередь с не меньшим интересом глядели на него. У воды столпилось пара десятков мужчин, все в кожаных или меховых одеждах, с прямыми, чёрными волосами, заплетёнными в косу. Причёску некоторых украшали одно или два пера. Они что-то вполголоса обсуждали, то и дело указывая на колёса, а то и на самого Моторина.
Пашка пожалел, что не взял с собой самострел. Он хотел уже было послать за оружием Марата, но обратил внимание на спокойствие мальчишки. Тот довольно улыбался, глядя на ту сторону.
– Кто это, Марат? – спросил Моторин.
– Это маскоги, Паша. Наше племя.
Ответ только добавил вопросов. Почему племя там, а семья Сапа здесь? Почему дети жили отдельно, было в общем-то понятно. Их отец добывал соль. Но зачем маскоги пришли сейчас? За солью? Если они хотят забрать детей, Пашке будет жаль, он привык к этим неугомонным, но добродушным мальчишкам, ему нравится домашняя забота Тани, но он понимает, что для несовершеннолетних индейцев жизнь в племени всё-таки будет безопаснее. Опять же, у него и для себя-то на зиму не хватит ни еды, ни тёплой одежды. Так что, если дети захотят вернуться к своим, он будет не против. Но что, если маскоги пришли, например, потому что узнали про его контейнер?
– Ты знаешь, что им надо?
Ответила незаметно подошедшая Таня.
– Ничего. Маскоги всегда здесь останавливаются, когда идут с севера на юг.
Вот как так можно отвечать, что понятно становится ещё меньше.
– Зачем они идут?
– Там тепло.
Получалось, что это кочевое племя. Летом живут где-то севернее, а к зиме откочёвывают южнее, в тепло. И, видимо, так совпало, что контейнер переместился рядом с местом их ежегодной стоянки.
Пока Моторин разбирался, с противоположного берега приплыла необычная лодка. Маленькая, не больше метра в диаметре, абсолютно круглая. Правил ей очень важный мужчина не меньше, чем с десятком перьев в волосах. Он ткнул судно бортом возле водяного колеса, ловко спрыгнул на берег и с достоинством подошёл к семейству.
– Дара атай буригогу ани Сапа кава? – требовательно поинтересовался он.
Марат сначала подобрался, как перед визитом большого начальника, затем посмотрел на Моторина и расслабился.
– Вождь Бизон Седой Хвост спрашивает, где наш отец.
Молодой человек оторвался от созерцания главы племени и оглянулся. Тани уже не было, вождя встречали только они с Маратом. Мальчишка зачем-то достал из кармана складной ножик, фасонисто, одним движением, разложил его. Потом заточил поднятую под ногами палочку, убрал нож, и поковырял острой деревяшкой в зубах.