— Война так быстро не может начаться, Миша, — сказал он и улыбнулся Брахтлу, — не бойся. Ведь сначала должна быть мобилизация. Пойдем из школы вместе.
А сегодня утром, когда я пошел в школу, у нас на окнах было затемнение. Затемнение, о котором говорили тогда на заводе. Тем же утром, когда я шел в школу, по радио объявили, что начиная с сегодняшнего дня нельзя зажигать на улицах фонари, а на окнах должна быть темная бумага, чтобы не проникал ни один лучик. По дороге в школу я видел на некоторых домах сирены. Они вылезли как грибы после дождя, но, скорее всего, они были там раньше, но я их не замечал. И о них говорили на заводе… ну, а после обеда Грон принес три металлических цилиндра на ремешках — противогазовые маски.
— На каждой написаны правила пользования, — сказал он мне, когда я их брал, потому что дома никого не было, — внизу слой фильтра, и его можно отвернуть. Одна для тебя, а две для ваших дам. С богом…
Я тут же побежал на кухню, вынул одну маску из цилиндра и положил на стол, а потом усмехнулся. Передо мной лежало какое-то кошмарное существо с хоботом, а может, это существо с какой-нибудь планеты, например с Марса. У существа был рифленый хобот, кончавшийся большим приспособлением для губ, такой круглой коробочкой, у которой был серый резиновый подбородок, серый резиновый лоб и щеки, пахнущие чем-то вроде резины, а главное — два гигантских стеклянных глаза, какие бывают, пожалуй, у утопленников или у больших уродливых жуков. Глаза меня поразили. Мне казалось, что они могут видеть какие-то особенные, очень странные картины, страшные пейзажи, каких еще никто на свете никогда не видел, какие-то пустынные безлюдные пространства, покрытые серым пеплом, какие-то темные моря, в которых окаменела вода, глубокие бугристые кратеры, слабо освещенные светом желтой луны на совершенно черном небе… Все это, конечно, была глупость, но именно такие представления вызвали у меня гигантские стеклянные глаза, эти большие круглые стекла, окаймленные резиновыми обручами. Я подошел к зеркалу, которое висело в кухне у окна, и надел маску. И чуть было сам не испугался. Значит, подумал я, это совсем не я. Кто же это на меня смотрит из зеркала? И действительно, из зеркала на меня смотрел кто-то совсем чужой, странный, непонятный, какое-то существо с Марса, какой-то хобот — очень страшное чудовище, какое-то, пришло мне в голову, полуживое, полумертвое существо. Если бы вдруг пришла Руженка, подумал я, и увидела меня, определенно она закричала бы, а может, даже и упала бы в обморок — она, конечно, ничего такого еще не видела. Потом у меня перехватило дыхание. Я почувствовал жар, на лбу под резиной выступил пот, огромные стеклянные глаза покрылись испариной, затуманились, меня стало душить. И все-таки я не снимал маски. На конце хобота я нащупал намордник, круглую коробочку — это был, наверное, фильтр, о котором говорил Грон. Я повернул ее и в тот же момент стал опять дышать — в маску проникла струйка свежего воздуха. Я выглядел теперь как привидение, у которого не хватает части тела. Как существо с Марса, у которого кто-то оторвал кусок хоботка. А потом я вспомнил один фильм, который когда-то видел. В том фильме горел дом и в дом ворвалась полиция. Ну, а потом мне на ум пришел дьявол, и тут все произошло. По губам внутри хобота у меня скользнула улыбка… Я еще раз быстро повернул коробочку и бросился к дверям.
Я ворвался в комнату, только что не выломив двери, и чуть не упал. На стене раздался крик и бряцание цепи, каких я еще, пожалуй, не слышал. Она звала на помощь господа бога, Иисуса Христа, деву Марию и, наконец крикнула на венском диалекте: дьявол, полиция… Медведь отчаянно взвыл и стукнул несколько раз головой о стену, это могло произойти и оттого, что стенка сильно затряслась от крика и бряцания цепи и портрет чуть было не упал медведю на голову. А танцовщица… танцовщица глядела удивленно, недоуменно, она была поражена, но не закричала, мне показалось, что она единственная, кто остался спокойным за своими стеклами. Минуту я стоял перед всеми с опущенными руками и поднятой головой — смотрел на них, они понемногу переставали кричать, выть и биться головой о стену, они только дрожали, и тут я снова почувствовал, как выступает пот на лбу, стеклянные глаза покрылись испариной, затуманились, я начал задыхаться. Но опять не снял маски. Я только повернул круглую коробку фильтра, под резину проникла маленькая струйка свежего воздуха, я теперь, наверное, был похож на приведение, у которого не хватает куска тела, на существо с Марса, у которого кто-то оторвал кусок хоботка. Постепенно затихло и бренчанье, и медведь перестал трястись и только смотрел на меня исподлобья и ворчал. А потом я вздрогнул.