— Не дура же я, в самом деле, — заявила она. — И рассказывать умею не хуже Грона. Если хочешь знать об этом был фильм, я видела его с Коцоурковой. Пани Кратинова с той поры несчастна…
И как только она это сказала, я снова стал во всем сомневаться, хотя мы оба и подобрели. Как же может быть пани Кратинова несчастной, раз ее давным-давно нету? Раз она давно мертвая? Раз это случилось еще до жены императора, которую могла знать только бабушка? Итак, хотел я или нет, но Руженку все же спросил, правда осторожно, чтобы она опять не обиделась и не перестала разговаривать.
— Как же это можно? Надеюсь, пани Кратинова,— сказал я очень осторожно, — не появляется… — И тут Руженка с восторгом закричала, что так оно и есть и что она об этом сказала бы мне уже позавчера, если бы я с ней не ссорился… А поскольку это произошло после ужина, отца не было дома, а мать ушла к жене генерала, Руженка быстро достала пылесос и начала чистить ковры — сначала опять в пурпуровой комнате, а потом и в других местах; и я стал за ней ходить из комнаты в комнату, смотря по тому, куда она тянула провод, и слушал. Как же может быть пани Кратинова несчастна, раз ее давным-давно нету. Раз она давно мертвая. Раз это случилось еще до жены императора, которую убили в Женеве…
Сперва она сказала, что пани Кратинова несчастна потому, что убила милого. Что от несказанной боли она плачет, все время плачет, щеки у нее побледнели, а губы трясутся, а волосы поседели. С плачем бросается она на колени перед алтарем и крестом, молится, до боли перебирая четки, просит, чтобы отслужили мессу за ее бедную душу, но все напрасно. Между тем, между тем никто ей не может помочь.
— И вот,— сказала она потом, — кроме костелов, часовен и кафедральных соборов, ходит она по кладбищам, по глубоким, запыленным склепам, среди пещер и колонн, скитается как привидение, посещает заброшенные грады и замки и не боится даже вооруженной стражи, бегает по полям и горам в дождь и непогоду, и взывает к небу, и ищет спасения и покоя. А из-за того, что все это безнадежно, она посещает и равные квартиры, салоны и спальни, лестницы в доходных домах и избы у воды, скаутские лагеря, а также больницы и школы, но и это все напрасно. А если идет к непослушным детям, то влезает ночью в окно, а днем входит в двери, а может, днем и не приходит, а только по ночам. И во сне… К ногам она приделывает деревянные каблуки, которые, когда она идет, стучат и слышно их издали. Издали, когда она приближается к постели непослушных детей… Черная, с белыми волосами, бледная и худая, со слезами на глазах…
И тут мне пришло в голову спросить у Руженки, откуда она знает несчастную пани Кратинову. Как она вообще с ней познакомилась? Знает ли она ее только по тому фильму, который видела с Коцоурковой, или, может быть, она к ней являлась. И тут Руженка сказала, что ни в коем случае. Что она не являлась к ней, а это был обыкновенный фильм… Что она знает ее по картине, которая висит далеко на юге, в Италии, в одном полуразрушенном Калабрийском замке. По картине, которую знает и бабушка, ездившая когда-то на нее смотреть. В карете, запряженной парой белых лошадей, а может, и двумя парами. Это и есть тот самый замок, в котором пани Кратинова проткнула своего милого, когда он пришел к ней ночью. Картина висит в замечательной резной раме, и пани Кратинова нарисовала ее сама. Сама себя в спальне, глядя в зеркало. В ту несчастную ночь перед убийством. За минуту перед тем, как открылись двери и он пришел с корзиной и большим сахарным тортом. Портрет прекрасного пажа…
И тут я опять удивился, но, прежде чем я открыл рот, Руженка продолжила:
— На ту картину ездят смотреть рыцари, княжны, принцессы и короли со всего света, перед картиной они садятся в бархатные кресла и сидят там долгие часы в божественном размышлении, растроганные печальным выражением лица и тоской в глазах, и они плачут. Плачут над человеческим горем. Над человеческим горем на портрете. Рыцари, княжны, принцессы и короли со всего света. Как и бабушка, которая туда тоже ездила. В карете, запряженной парой или двумя парами белых лошадей. Плачут, как и она плачет на картине, дама в черном…
Наконец Руженка дочистила ковер, мы были в столовой, и ей пришлось выключить пылесос, чтобы перенести его в соседнюю комнату, а я воспользовался минуткой чтобы наконец спросить:
— Кто, собственно, на картине нарисован — пани Кратинова или паж? — Не укладывалось у меня это в голове, чем дальше, тем больше. — Правда, я этого не понимаю…
И тут Руженка сказала, что этого не понимают даже ученые. Что это загадка, которую до сих пор никто не разгадал. Кто, собственно, на картине нарисован. Кого пани Кратинова рисовала в зеркале в ту страшную ночь, прежде чем открылись двери и он вошел с корзиной и тортом. Некоторые ученые говорят, что она рисовала себя, другие, что рисовала пажа, в которого была переодета, а третьи утверждают, что рисовала того милого, который ее не любил и хотел убить. И что загадку разгадают только тогда, когда пани Кратинова найдет покой. Когда она перестанет блуждать по свету и слезы высохнут на ее бледном лице, на трясущихся губах, на белых волосах. Только тогда люди узнают, кто нарисован на этой картине. Но тогда уже не будут к ней ездить рыцари, княжны, принцессы и короли и плакать над человеческим горем — этого уже не потребуется. Но пока что еще нужно…