На большой перемене мы побежали во двор, куда иногда бегаем, когда нам надоедает ходить по коридору, земля была прихвачена морозцем, но снега, который падал во вторник, уже не было — школьный сторож его сгреб.
Мы собрались в уголке возле гимнастического зала и стали болтать.
— Пришли мне письмо с австрийской маркой,— сказал Брахтл и чуть-чуть загнул мне руки за спину.
Обязательно пришлю, думал я, и не только письмо. У меня будут деньги, я скажу маме и чего-нибудь привезу. Что-нибудь особенное, думал я, что имеет смысл. Привезу и Минеку, и Броновскому, и Буке, и Катцу, а Катцу еще и открытку с памятником какого-нибудь поэта — в Вене памятники на каждом шагу; может, привезу что-нибудь и для Гласного. Они все были здесь, в углу возле гимнастического зала на твердой, подмерзшей земле, и тут я заметил Фюрста, который иногда ездит в Вену, потому что там у него родственники; сегодня он был выутюженный и накрахмаленный больше, чем всегда. Он здесь просто стоял и, как всегда, не толкался, да и как он мог толкаться весь зашнурованный, в своем костюме и воротничке, он просто стоял, прислушивался и задирал нос.
«Подожди, ты, надутая обезьяна», — решил я и, вырвав свою руку у Брахтла, нарочно спросил Фюрста, знает ли он венские улицы.
— Знаю, — ответил он гордо, — как пражские…
Некоторые мальчишки засмеялись.
И тут мне пришло в голову спросить его, знает ли он Водную улицу.
— Ну, ты, конечно, знаешь Водную улицу! — воскликнул я.
— Водную улицу? — завертел он своим задранным носом и сделал вид, будто вспоминает. — Эту не знаю. Это какая-нибудь захудалая улочка, где-нибудь за городом, где бродят куры и кролики. Я на такие улицы не хожу, — сказал он, — я хожу только по большим улицам в центре…
Раздался смех, смеялись над его ответом. Хвойка замычал:
— Он ходит только в центре…
А Бука его толкнул и сказал какую-то грубость. Я почувствовал, как сжались мои кулаки. Какая-то захудалая улочка за городом, где бродят куры и кролики, туда, видите ли, он не ходит… Но Фюрст вдруг как-то съежился, вроде бы испугался. Он неуверенно осмотрел всех, кто был здесь, кто глядел на него и смеялся, и посмотрел на Догальтского, который стоял в стороне.
— Водная улица — никакая не улочка, — сказал я и держа руку в кармане, подошел к нему, — и она не за городом и никакие куры и кролики по ней не бродят. Это большая улица в центре города, и живут там Курт, Индржих, Карл и Тони. Водная улица — одна из самых больших улиц в Вене, и если ты ее не знаешь, то, значит, ты ничего не знаешь. И может быть, ты, — сказал я, глядя на его выутюженный костюм, накрахмаленный воротничок и немного испуганное лицо, — может быть, ты, кролик, никогда не был в Вене…
Кругом снова раздался смех, и Фюрст совсем растерялся. Он не находил, что ответить. Он, конечно, злился, но проявить свою злобу ему мешал какой-то загадочный страх. Он только повернулся к Догальтскому, который стоял в стороне и улыбался.
— Никогда ты, кролик, не был в Вене, — поддержал меня Бука, — не задавайся!
— Конечно, не был, — подтвердил Грунд, но мне показалось, что он это сказал, чтобы угодить мне.
— А может, Фюрст, — вмешался Хвойка, — ты был там, когда… — И он постучал себя по лбу.
— Ты — обезьяна из зоопарка… — сказал Фюрст, и это единственное, что он осмелился сказать. Все засмеялись, в том числе и Хвойка, у которого дядюшка работает в зоопарке.
— Не хочешь ли получить по уху, — вдруг сказал я. На меня что-то нашло. — Ты никогда не был в Вене, иначе бы ты знал Водную улицу. Если ты будешь еще воображать, то я тебя изобью!
Этого никто не ожидал, а Фюрст дернулся.
Он сделал шаг назад и врезался в Буку.
— Ты что меня толкаешь, суслик! — крикнул Бука и толкнул его от себя. Фюрст упал на меня. Я его отбросил назад к Буке, а Бука опять ко мне, потом я его еще раз толкнул с силой, Бука отскочил, и Фюрст плюхнулся на землю.
Это было ужасно.
Фюрст был бледен от злости и страха. Он не выносил, чтобы прикасались к его выутюженному костюму, не говоря уже о том, чтобы его валили на землю. Он поднялся с черной подмерзшей земли, стоял как леший и отряхивался.
— Господа, — сказал Катц, и на его тонком, красивом лице мелькнула улыбка, — господа, оставьте его. Возможно, Фюрст был в Вене, но не знает Водную улицу.
Я посмотрел на Катца, но тот только улыбнулся мне и пожал плечами. Догальтский, который стоял в стороне, опустил голову.