И тут вмешался Брахтл.
Брахтл, который с усмешкой наблюдал за всем этим свозь опущенные на глаза волосы. Я окаменел.
— Кто знает, — сказал он, — может, эта Водная улица на самом деле захудалая и по ней действительно бродят кролики и куры. Если там живут какие-то Курт или Карл, это еще не значит, — он посмотрел на меня, — что она большая. Может, она вообще не существует.
Фюрст сразу скинул свой страх, и осталась в нем только неуемная злость, он перестал отряхивать рукава, осмотрелся, задрав нос, а я готов был сквозь землю провалиться. Что-то сжало мне грудь, нечто похожее на ошеломляющую тишину. Я вспомнил парк, ковер из цветов, аромат роз и отвернулся. Издалека я услышал звонок, понял, что кончилась перемена.
— Не сердись, — слышались слова Катца, когда мы возвращались в класс. — Мы не должны его подозревать, раз не знаем. Может, он и был в Вене. Тебе не следовало начинать.
— Ведь не ты же начинал, — слышал я Грунда.
— Он начал, — слышались слова Катца. — Водная улица — это самая маленькая улица на окраине, бродят там собаки, кошки и куры — я видел это собственными глазами. С Дорш и Хорбигером, — улыбнулся он. — Ну, не сердись, Михал. — Он положил мне руку на плечо. — Ведь это шутка и ничего больше. От тебя пахнет апельсинами, как от Минека, Буки и Брахтла.
Когда я сел за парту, мне стало немного легче. Я сел на самый край, как можно дальше от Брахтла, но Брахтл подвинулся ко мне и схватил меня за ухо.
— Пришлешь мне письмо.,.
Минек повернулся и сказал:
— Пойдем сегодня из школы мимо пруда?
— Конечно, пойдем, — тут же согласился Брахтл. А я дернулся и освободил свое ухо из его руки. — Пруд замерз, и по нему ходят утки, — прибавил он и посмотрел на меня, а я в душе решил, что не пойду с ними. Как только зазвенит звонок, я соберу книги и пойду один. Или с Букой, если его не будет ждать брат-слесарь, или с Дателом. А может, и с Грундом. Если Брахтл меня позовет, я даже не оглянусь. Потому что я опять должен справиться с собой. Пересилить себя. Твердо и решительно отплатить ему. Не поддаваться глупостям… Что рассказывал учитель, я не слушал. Это была история, и было уже после раздачи табелей. Наверное, он ничего не объяснял, а только говорил об отметках, а может, просто так разговаривал.
На парте вдруг появилась обезьянка, которую Брахтл нарочно вынул из кармана, и, хотя Брахтл видел, что я ее заметил, он схватил обезьянку и стал водить ею по моему плечу и шее — хотел, видно, привлечь мое внимание. Я отвернулся и смотрел в окно. Потом он выдернул листок из тетради, что-то написал и подсунул мне… Там был нарисован человечек с большими ушами и под ним мое имя. Он хотел развеселить меня. Я скомкал листок и бросил его на пол. Наконец он влез ко мне в парту и взял кусок апельсиновой кожуры, которая там лежала рядом с портфелем, запихнул кожуру мне в рот, но я выплюнул ее. Не помогло и другое. Он наклонился к Минеку и стал шептать ему, чтобы я слышал:
— Когда будем возле пруда, схватим Михала и бросим в воду. Вытаскивать не будем. Утопим его.
Потом раздался звонок, учитель встал. Брахтл тоже встал и сунул мне руку за воротник. Он иногда так делает, когда хочет показать свое расположение к кому-нибудь. Я даже не пошевелился. Сидел как истукан. И тут будто его что-то кольнуло, он снял руку с моей шеи и подошел к парте Фюрста, которая была в двух шагах от нас.
— Чтобы ты знал, коняга! — воскликнул Брахтл. — Водная улица существует, и она в центре. Сходи туда, когда опять поедешь в Вену, если тебя туда вообще пустят…
— Если тебя туда вообще пустят, — присоединился Бука, — то, может, и поедешь… — И прибавил какую-то грубость.
— Не болтайте глупости, — сказал Фюрст. Злость в нем, видимо, на минуту взяла верх над страхом, но, спохватившись, он опять съежился, будто залез в свой накрахмаленный футляр, и судорожно стал закрывать портфель. Тут Брахтла, наверное, что-то вывело из себя.
— Подожди, — сказал он Буке, который грозно подошел к Фюрсту. — Что ты сказал?.. — И схватил Фюрста за ворот, что для Фюрста после падения на землю, было самое невыносимое. Он прокудахтал что-то неясное и хотел вырваться из рук Брахтла, но осторожно, чтобы не помять костюм… — Я сказал, чтобы ты сходил туда, если вообще поедешь в Вену! — крикнул Брахтл в бледное и перепуганное лицо Фюрста. — Водная улица — это большая улица в центре города, и Михал говорит правду…
Брахтл толкнул Фюрста так сильно, что тот опустился на скамейку, а портфель, который лежал на парте, упал ему на колени. Стоявшие вокруг засмеялись — среди них был и Грунд. Догальтский, стоявший позади, ничего не сказал, промолчал и Катц. И тут случилось невероятное. Никто не ждал, что Фюрст может так воспротивиться. Он поднялся со скамейки и неумело стукнул Брахтла в шею. В две секунды он во второй раз лежал на земле — на этот раз на паркете. Однако он сохранил самообладание и следил, чтобы кровь, которая текла у него не то изо рта, не то из носа, не испачкала костюм и воротничок. Он начал драку. Первый ударил. Попал в шею. Только Догальтский молчал, а когда я посмотрел на Катца, то увидел, что на его красивом, ясном лице блуждала вымученная улыбка. Катц покачал головой и ушел. Тогда Брахтл кивнул мне и Минеку, который наблюдал всю эту сцену, и сказал, что мы можем идти.