Было как раз без десяти минут половина пятого, потому что часы в передней пробили половину. Половина пятого весной в месяце марте.
Ужасное предчувствие все же усилилось вечером.
Руженка как раз собирала с кухонного стола карты, когда кто-то позвонил. Мать, которая только что пришла с прогулки, вышла в переднюю открыть дверь. Прежде чем открыть, она заглянула в кухню и тихо сказала, что идет дядюшка Войта и, наверное, еще один пан, чтобы в столовой зажгли свет и принесли туда кофе, ликер и какие-нибудь сигары… Я вошел в переднюю, когда в дверь входили дядюшка Войта и еще один пан, лица которого я не видел, потому что в передней был полумрак.
— У вас красивые кошечки и пасхальные яйца,— улыбнулся дядюшка и показал рукой в сторону часов, а потом спросил, вернулся ли отец.
— Еще не вернулся, — сказала мать. — Он ушел в половине четвертого утра и еще не приходил. Даже не звонил, телефон не работает, совершенно глухой. Пожалуйста, раздевайтесь и проходите.
Теперь, когда они вошли в столовую, где над столом уже горела большая хрустальная люстра, я рассмотрел второго гостя.
Это был какой-то чужой господин с худым, костлявым лицом и длинными волосами, какие бывают у артистов, он был во фраке, и в одной руке, которую он держал за спиной, был букет красных роз.
Свет люстры над обеденным столом с самого начала был какой-то особенный — слабый, желтоватый, мерцающий, так что, например, письмо при таком свете едва ли можно было прочесть, так же как и рассмотреть фотографию в газете. Вокруг люстры, и тоже с самого начала, притаились тени. Тени стеклянные, прозрачные и надломленные от хрустальных подвесок, тени, напоминающие паутину, жабу, кости и нечто еще. Нечто такое, что походило на тени, возникшие несколько лет назад, когда у нас был Гини, а на улице была та страшная буря. На столе стоял круглый серебряный поднос с бутылкой и рюмками, лимон, сигары, пепельницы и мейсенская сахарница.
Мать сидела во главе стола с белой ниткой жемчуга на шее, справа от нее сидел дядюшка в черном пиджаке с сине-белым галстуком, а слева костлявый длинноволосый мужчина во фраке, напоминающий артиста. Букет красных роз он временами держал под столом, временами клал слева от себя. Мать глядела на край серебряного подноса, который в мерцающем свете блестел, как роскошный ошейник гигантского пса, четвероногого друга, и говорила, что отец, наверное, сейчас вернется.
— Наверное, он сейчас вернется, — сказала она, глядя на край серебряного подноса. — Странно, что его до сих пор нет.
Дядюшка курил сигару и смотрел в сторону окна, будто хотел выяснить, как обстоит дело с грозой и дождем.
— Конечно, вернется, — сказал он, продолжая глядеть на окно, — придет, видно, с минуты на минуту.
Мужчина во фраке молчал. Курил сигарету, пил из рюмки прозрачную белую жидкость, в которую положил кусочек лимона, и тихо напевал какую-то мелодию. Когда часы в передней пробили, он поднял голову, словно отсчитал удары, это был, вероятно, какой-то хороший знакомый отца — он тоже надеялся, что отец скоро придет. Мне это было абсолютно все равно, я даже за столом с ними не сидел.
Я слонялся по комнате, хотя это, наверное, было неприлично, и пристально следил, что происходит за столом, старался прочесть, что написано в газете, которая лежала развернутой на стуле, и чем дальше, тем хуже мне становилось. Эти тени, казалось мне, были не только на потолке, но и на столе и во мне самом, и я вроде бы чувствовал, что они гонят меня прочь. Однако я не подавал виду и даже не пикнул. Я слонялся у дальнего стула, где лежала газета, и жевал резинку, которую мне дал Брахтл.
Наконец мать встала и подошла к зеркалу. Вернулась к столу с каким-то листком. Подала его дяде — это было письмо.
— Пришло сегодня днем, — сказала она.
Я видел, что конверт испещрили бесчисленные надписи, а на марке были изображены Альпы. По при таком слабом свете и из такой дали от своего стула я скорее все это чувствовал, чем видел. Дядюшка кивнул и стал читать. Мужчина во фраке кивнул молча. Это был какой-то хороший знакомый отца и о письме, очевидно, знал. Мать подперла голову ладонями, а когда в дверях появилась Руженка с кофейником и кофейными чашками, она чуть-чуть ее приподняла. Руженка на пороге споткнулась и кофейник качнулся — это произошло, наверно, потому, что дядюшка читал, а остальные молчали. Но она все же подошла к столу и поставила него кофейник и чашки.